ли по тропе. Шанс встретить её по пути невероятно низок, но Фрай просто хочет верить в наилучший исход, который не закончится летально.
Подняв свои бездонные синие глаза, Мерелин снова пристально смотрит на них.
– Дыру во мне прожжёшь скоро… – Леон, до этого обидевшийся на поведение Деймона, грубо бурчит, складывая руки на груди и садясь в позу лотоса.
– А, я… извините! – Колинс ощущает себя глупо и чувствует, будто на неё вылили все помои мира, опозорив. Ей настолько неловко и нелепо находиться среди них, что просто хочется сквозь землю провалиться и больше никогда не вылезать из своей норы. Как бы этого ни хотелось, реальность даёт ей другого мощного подзатыльника, а мысленно она ругает себя за своё поведение. – Позвольте пойти с вами!
Мерелин выпаливает это так резко и неожиданно даже для самой себя, что просто испуганно смотри на них в ответ, опуская голову и стыдливо прикусывая нижнюю губу. Ещё немного, и рана снова начнёт кровоточить.
Огонь, пляшущий на тлеющих брёвнах, снова разгорается, когда Деймон подбрасывает ещё немного сухих веток, вороша золу.
Тишина, жуткая и невыносимая, наступает также резко, как Мерелин произнесла эту нелепую вещь. Как вообще можно было додуматься до того, чтобы попроситься идти с незнакомцами и быть уверенной в том, что это правильно? Действительно нелепо и глупо, но, возможно, чувство одиночества и желание спастись подгоняют её на такое. Она не знакома с ними тесно, не знает, кто они на самом деле и кем друг другу приходятся, чего ищут или жаждут от всей этой ситуации, но, как ни странно, опасности в них Мерелин не видит, поэтому решилась на этот отчаянный шаг. На шаг, который может продлить её никчёмные жизненные часы и помочь не оставаться одной посреди ночи и остального окружающего пространства. Все эти страхи, чувства и желания вынудили её сделать это: мозг хотел обратного, но она сначала говорит, а потом думает, хотя стоило бы наоборот.
Так слепо доверять незнакомцам, которые запросто могут сотворить с ней что угодно, – и в том числе убить, – равносильно самоубийству. Колинс, конечно, никогда не отличалась заурядным умом и порой была остра на высказывания и безбашена в словах, как и сейчас. Накалившаяся атмосфера давит на неё: ей страшно услышать от них отказ или смех. Не хочется, чтобы над ней смеялись, называя бестолковой.
Мерелин не слышала, о чём они говорили, перешёптываясь, когда её разум был полностью поглощён самоуничтожением. Оскорбляя себя всеми возможными ругательствами, проклиная всё на свете и, самое главное, свой длинный язык, Колинс вздрагивает, дёргаясь, когда Деймон подаёт голос:
– Мы не будем рисковать собой ради тебя, но если ты не будешь мешкать, станешь слушаться в случае чего и поможешь тогда, когда это понадобится, можешь пойти с нами, – Фрай говорит ровно, спокойно, сложив руки на груди. – Мы не знаем тебя и твоих мыслей, аналогично – с тобой: ты не знаешь нас. Но если у каждого из нас есть шанс на выживание, то мы не можем лишать его друг друга.
Разгоревшийся