скосил глаза на прикроватные часы.
– Черт, уже десять. Дженкинс, задерни шторы.
– Сэр, его светлость велел мне вас разбудить, – заявил Дженкинс. – Вас ожидают на семейном собрании.
Уилл застонал. Опять семейное собрание! Что на этот раз? Неужели бабушка снова страдает ложными сердечными приступами? Или у нее случился обморок? Или Питер, его старший племянник, в третий раз на этой неделе написал на мамины оранжерейные розы? Уилл любил родственников, но они просто сводили его с ума!
Последние четыре года он провел в странствиях по Европе и почти забыл, что такое иметь дело с любимыми членами семьи. Он и в самом деле решил, что сумеет спрятаться от них в чудовищно огромном доме, но нет, это оказалось невозможным! Особенно донимали его не в меру деловитые сестры с их скучными мужьями, которые вторгались в гостиную не реже трех-четырех раз в неделю. Несомненно, назрел какой-то новый кризис, и семейство в полном составе намеревалось обсудить его во всех подробностях.
Уилл быстро прикинул в уме, не послать ли брату записку, что слишком болен и не может присутствовать. Но тогда они, чего доброго, пошлют за врачом. Не хватало еще, чтобы явился кровопускатель. Уиллу представилось, как мама кормит его бульоном с гренками, и это зрелище заставило его подскочить. Он быстро оглядел себя и запоздало понял, что улегся спать прямо в рубашке и брюках. Пошарив рукой в простынях, обнаружил и мятый галстук.
Губы Дженкинса сложились в гримасу очевидного отвращения. Он принял скрученный кусочек ткани из протянутой руки Уилла так, словно это была дохлая крыса.
Уилл почесал небритый подбородок. Вернувшись в Англию, он редко проводил время в Эшдон-Хаусе. После свадьбы брата в прошлом году он кочевал с вечеринки на вечеринку в домах своих холостых приятелей. Рождество провел с семьей, а после праздника снова сбежал и провел зиму в кутежах в охотничьем доме своего друга Беллингема.
Вернувшись домой две недели назад, Уилл обнаружил, что слишком часто сидит в четырех стенах. Семья ожидала, что он станет посещать балы, венецианские завтраки и званые обеды. Они настояли, чтобы он валял дурака, просиживая в гостиной «домашние» дни матери, когда в дом тянулись вереницы ее подруг, – сущие мегеры, все без исключения. Однажды после веселой ночки Уилл уснул, сидя подле бабушки на диване. Этот проступок отнюдь не позабавил мать и сестер.
Усталость после ночной попойки взяла верх. Уилл упал на живот и накрыл голову подушкой. Ему снилось, как женщина с длинными рыжими волосами, падавшими на грудь, тычет в него пальцем. Он попытался ее поцеловать, а она повернулась и ускользнула в темноту, оставив его одного в полном отчаянии.
Кто-то тряс его за плечо. Судорожно вздохнув, он быстро сел на постели. Его пристально рассматривал собственный брат.
– Черт тебя подери, – буркнул он.
Хок махнул рукой.
– Боже, от тебя несет как от целой пивной. И ты спал в одежде.
– Я снял сапоги.
Хок разглядывал его с кислой миной.
– Охотно верю.
– Ха-ха. – Уилл принялся