и причиняющего боль, и днём и ночью. Первое время он пробовал сопротивляться, огрызаться, делать жизнь окружающих невыносимой, но постепенно потерял интерес к бизнесу, к друзьям и развлечениям. В этот период жизни он мог не обратить внимание и на просьбы родственников. Не добившись от Олдриджа никакого сочувствия и понадеявшись только на свои силы, его сестра и братья со своими семьями поселились в разных концах Соединённого Королевства, да что там – земного шара, за пределами не только фешенебельной и расточительной столицы, но даже и соседних графств, а их подросшие дети старались держаться подальше от фамильных разборок и так ни разу и не появились у старика.
В это самое время начальник и бывший учитель Алекса и передал ему Олдриджа – сложного, но чрезвычайно важного для его конторы клиента. Алекса тогда не смутило отсутствие завещания у пожилого клиента – о чём ему сразу же сообщил сам Олдридж. В то время хозяин ещё был полон сил и, судя по всему, собирался прожить ещё сто лет. Он никогда не подпускал к своему делу даже родных братьев. Четыре брата сэра Олдриджа – Джеральд, Ричард, Фрэнсис и Лесли, да ещё и сестра Маргарет. «Осиное гнездо» – так он называл их. Что они понимали в вопросах бизнеса? На основании косвенных признаков у Алекса составилось представление о том, что родня Олдриджа так и осталась неотёсанной деревенщиной, впрочем, приметы невысокого происхождения иногда прорывались в речи и у самого старика. А теперь ещё прибавилось и это: «Не хочу, чтобы всё поделили между собой их отцы, такие же старики, как и я». В чём-то он был прав: молодых ещё можно чему-то научить, а старых уже не переделаешь.
Но сейчас в воспоминаниях старика, наполнивших его сон, его разборки с братьями отошли на дальний план. Он увидел, словно это было вчера, как познакомился с Люсиль Гордимер. Однажды в театре они, как нарочно, оказались соседями по ложе. Их представили друг другу, и сэр Олдридж не мог отвести от неё глаз весь вечер. А она при этом смотрела на сцену и лишь по окончании спектакля повернулась к нему, и одарила его улыбкой. Потом в памяти всплыло, как они поехали на море сразу после свадьбы, это был Лазурный берег; и как он однажды сильно, сильнее, чем когда-либо ещё, приревновал её. Приморская гостиница, голоногие мальчишки, торгующие альфеусами и лангустами, лепестки на воде, пристающие к днищам лодок, молодой художник, изобретающий рецептуру закатных красок, юная длинноволосая грация-ветреница, сводящая с ума бедного служителя муз. У неё маленькие ступни, после которых на песке остаются нечёткие лунки, мгновенно поглощаемые пеной, короткие икры и выглядывающие из-под юбки коленки в синяках, совсем как у мальчишек. Вставала она с солнцем, которое сразу впитывала своей каштановой гривой, непокорно взмывающей под облака при особенно резких поворотах головы и лишь изредка укрощаемой при помощи шёлковой ленточки и старого черепахового гребня. После завтрака она удалялась с художником в труднодоступные складки побережья, прыгала по камням, размахивая широкополой