между приступами кашля с кровью. Она позвала нас, чтобы мы посидели с ней всю ночь. Но я понимал, что не только за этим. Дерек не должен был этого видеть, он был еще юн, наивен. С некой надеждой он всматривался в пьющую настой мать и ждал, что он вернет ее на ноги.
Я тоже не терял надежду: водил руками над Аддой чтобы хотя бы попытаться излечить болезнь. Но магия была не всесильной. Адда, после очередного приступа кашля, легла на подушку, я протер платком капли крови по краям некогда алых губ. Лицо ее было чуть теплым. Она ничего не говорила, устало водила потускневшими зелеными глазами от меня к Дереку и обратно ко мне. Смотря на Дерека, она улыбалась, но на глазах проступали слезы.
Наступила ночь. Я стоял возле окна и любовался взошедшей Ан. Она подходила к своей полной фазе. Серые, практически черные облака плыли по небу и закрывали ее свет, который все равно прорезался сквозь них. Двор коллегии пустовал, только статуя императора Тарсана одиноким темным силуэтом возвышалась среди сугробов. Колдрамм спал. Все те же нахохлившиеся домики стояли друг напротив друга.
Созерцание и мою задумчивость прервал дикий кашель Адды. Я быстро вернулся к кровати. Дерек спал, сидя на табурете и положив голову на край кровати. После приступа Адда свалилась на подушку и попросила меня сесть рядом. Взгляд ее был уже не живой, лицо все белело. Я присел и взял ее за руку, та была холодна.
– Соворус… – с трудом начала она, – мы спокойно жили в Ванхолме с Мироном. Сейчас мне почему-то вспомнилось его лицо, голос. Вспомнилась вся жизнь. Мать, которая никогда не рассказывала, кем были наши родственники. Ее лучезарные добрые глаза. Отец, который вечно был за работой на кузне… и погиб там. Первая встреча с Мироном, лунным вечером в переулке у гарнизона. Он был в патруле из Легиона, гордо щеголял в кирасе, маршировал. А затем опешил, заметив меня, – произнесла она, и улыбка появилась у нее на лице. Ее прервал кашель. – Я смотрю на него, Соворус, – с усилием она повернула голову к спящему Дереку, – смотрю и вспоминаю Мирона. Когда ты пришел и заговорил про повелителя, я сразу решила, что не отдам его тебе, ни за что… пусть от этого бы и зависела судьба мира. Но поверила… поверила в то, что ты сможешь нас защитить. Соворус, – обратилась она ко мне и снова закашлялась. От этого проснулся Дерек. – Соворус, обещай, что защитишь его любой ценой! Обещай!
– Я клянусь, Адда, – я ни на секунду не задумался, – клянусь своей жизнью!
– Что происходит? – спросил Дерек, протирая кулачками глаза после пробуждения.
Обессилившая Адда взяла руку Дерека, а ладонь положила на его щеку. Она, казалось, всматривалась в его лицо, запоминая каждую черту.
– Ничего, мой хороший. Я лишь… прошу тебя быть сильным. Быть, как твой отец. Слушайся… дядю Соворуса.
Дерек понял, что произошло и, наверное, поэтому на его глазах наворачивались слезы.
Тишина. Мертвенно бледная, безжизненная рука Адды рухнула на кровать. Жизнь покинула ее. Дерек поддался истерике. Обнял мать и стал рыдать. Я пытался отвести его от Адды, но он, вцепившись в нее, никуда не хотел отходить