было бы еще ничего. Мы когда сразу на пляж поехали, слушай, это было нечто…
Сара еще долго рассказывала истории, пока Шейн лежал на кровати, в темноте, под голубое слепящее мерцание телефона. Он чувствовал, как закрывались глаза и затекала рука. Несмотря на это ощущение разбитости и сонливости, Шейн понимал, что вряд ли сможет уснуть. Бессонница мучила его которую неделю, а выпитый на ночь алкоголь делал все только хуже. Голова уже начала болеть. Можно было бы сейчас взбодриться, закурить, даже заказать пиццу, раз уж здоровый сон ему сегодня не светит. Почитать правки, которые прислал Мэтт. Уйти от неприятных переживаний в работу, как обычно. Скорей бы снова начались съемки.
Затерянные в Нью-Йорке
Джен сидела в кресле у окна самолета, прислонившись лбом к стеклу, пока Маша рассказывала ей истории из жизни ее школьных подруг. Джен было не особо интересно, но она все равно слушала. Мужественно боролась с подступающей тошнотой и головокружением. Самолеты – отстой.
Джен вспомнила, как они с отцом в первый раз прилетели в Нью-Йорк. У нее были рваные голубые джинсы, розовая сережка в носу и восторженное выражение лица. Отец тогда показывал ей Нью-Йорк с такой гордостью, словно самолично его строил. Придерживал за плечо сильной рукой, проводя сквозь вонючую толпу. Сколько же в этом городе людей, еще больше, чем в Москве, после которой Джен обычно хотелось запереться в огромной квартире и полгода не выходить оттуда. Но тогда ей все понравилось. И вид в высоту, сбивающий с ног, и запах специй, перебивающий машинное масло. Бесконечные улицы, сплетенные в огромную канализацию. Джен сразу поняла, как быстро можно здесь потеряться. Даже папины охранники, обычно везде мозолящие глаза, умудрялись затеряться в толпе. Как мыши в переполненном лабиринте. Мышью – вот кем Джен себя ощущала. Хотелось бежать вперед по сточному мегаполису навстречу американской свободе, в поношенных кедах с запачканными шнурками. «Восхитительно», – было ее первой мыслью.
– Восхитительно, – шепотом сказала она, выпадая из воспоминания. Она казалась себе такой беспомощной и маленькой тогда. Даже английский, почти родной по школе и универу, здесь был будто чужим и совсем другим.
Джен посмотрела на свое бледное отражение в окне. Рваные джинсы сменились на простые черные, а сережку она давно потеряла. Этот Нью-Йорк встретил их проливным дождем, громом и унылыми лицами. Джен обернулась к сестре. Она стояла рядом, почти прижималась к руке. Белые спаленные волосы Маши прилипли к рукаву пальто Джен, и сама она выглядела немного растерянной и напряжённой. Джен вспомнила, как Маша отказалась в самолете от бесплатного горячего шоколада, потому что: «Меня высыпет, мама сразу увидит и опять орать будет».
– Здесь не так плохо, – Джен уверенно взяла сестру за плечо, как когда-то ее саму брал отец. – Знаешь, не обязательно сразу ехать к маме.
– Да? – Маша подняла на нее полные удивления глаза.
– Да, ты ведь не говорила, что мы приедем точно сегодня. Можем снять номер, например, в «Плазе».
– Ю-ху! – Маша радостно вскрикнула и обняла