усмехнулась. Конечно, как же удержаться и не облить презрением того, кто едет в столь поздний час в такие районы, где и днем-то приличным людям появляться опасно? К косым взглядам мне было не привыкать. И к жизни в бедном квартале у рынка Дебур, где в основном обитали низкорослые и крепкие потомки рабочих-мерано, – тоже.
В приюте условия были куда жестче, но выжили же – и я, и Дель. Я сумела устроиться в относительно приличное место, с кофе и круассанами, недалеко от делового квартала. Дельфина, помотавшись по фабрикам и торговым лавочкам, польстилась обманчиво легким заработком в квартале красных фонарей рю де Руж, как и многие из тех, в ком текла кровь легкомысленных легкокрылых нимфалид. Но даже там ей было неплохо. На работу Дель не жаловалась, хвасталась подарками от постоянных клиентов и утверждала, что скоро ей улыбнется удача, которая непременно вытащит ее из крохотной комнатенки на Марш-Дебур.
Не вышло.
До съемной квартиры, расположенной под самой крышей пансиона на рю Эрмес, добралась без приключений. Открыла низкую дверь, щелкнула выключателем. Тусклая лампочка осветила маленькую комнатку со скошенным потолком, узеньким окном в глубокой нише и двумя дверями у дальней стены – одна на кухню, другая в уборную.
Когда-то Дель в шутку назвала наше жилище уютным гнездышком с налетом столичной романтики. На площади в полтора десятка квадратов уместилась узкая кровать, диван, шкаф, стол и несколько книжных полок. Можно хоть гостей принимать, хоть сидеть вдвоем, укрывшись пледом и попивая горячий кофе с корицей. Из чердачного окна открывался невероятный вид на центральные кварталы Рижа, светящимися ручейками спускавшиеся к извилистой реке, бывший королевский дворец, переделанный в музей, и величественный Дом правительства. Красота!
Я невесело усмехнулась. Если бы подруга увидела, во что я превратила за полгода милую и уютную квартирку на чердаке, то изменила бы свое мнение. Одержимость – опасная болезнь, которая может привести к печальным для уюта последствиям.
Все возможные поверхности были увешаны, обклеены и завалены так, что под ними сложно было разглядеть цвет обивки или узор обоев. На столе рядом с проявочным оборудованием лежали исписанные тетради, в которых я, одержимая желанием открыть миру правду о Леконтах, практиковалась в написании заметок и собирала воедино разрозненные факты. Материалы будущей сенсационной статьи в изобилии украшали квартиру. Желтоватые газетные вырезки перемежались с фотографиями, карандашными каракулями и кривыми рисунками.
«Развод Себастиана Леконта с супругой – большие деньги или большая любовь?»
«Экзотические пристрастия Флориана Леконта!»
«Скандальная свадьба десятилетия: будущая мадам Леконт прежде работала простой секретаршей».
«Бунтарь Адриан Леконт замечен в Риже на праздновании тридцатилетия «Леконт-Фарма». Что это: возвращение блудного сына или дань традиции, за которой последует новая ссылка?»
«Самая таинственная семья в Риже: все, что вы хотели знать