значит, уже не так плох, – выдохнул Сумеречный Эльф с нескрываемым участием. Казалось, он сам цеплялся за соломинку, утопая в океане непредсказуемости. Но Нармо только издевательски рассмеялся, хотя давился своим весельем:
– Да ты иди по известному адресу, не пытайся как-то разговорить меня. Тебе просто скучно, нестерпимо скучно, потому что Раджед на тебя смертельно обижен. И давно пора! Жаль, что я не успел рассказать ему правду. Ничего, узнает перед гибелью, перед тем как я снесу ему голову. Это будет мое величайшее представление.
С этими словами Нармо схватил картину с мольберта и стремительно швырнул ее в огонь. Пламя с наслаждением затрещало, впитывая агонию изображенных цветов. Льор с застывшим упоением глядел на это действо, точно совершался какой-то ритуал. Ритуал самоуничтожения.
– Зачем? – только протянул Сумеречный Эльф, не забывая держать дистанцию. – Хоть довольно посредственно, но симпатично.
– Лишнее. Все лишнее в этом склепе, – выдохнул Нармо. – Не хочу тащить хлам в новый мир.
– Поэтому и одежду такую носишь? – Сумеречный Эльф кивнул на небрежный наряд льора, хотя сам едва ли отличался, когда снимал доспех из драконьей кожи и оставался в длинной льняной рубахе да таких же штанах неопределенного цвета и покроя.
– Отчасти.
– Король-то ты король, а на вид…
– А что на вид? Тараканы не устраивают? Так мы друг другу не мешаем.
Нармо все больше веселился, словно вместе с картиной сжег свое ранение, само воспоминание о нем.
– Да, вот именно: на вид тебе только мятого «бычка» не хватает, – ухмыльнулся Сумеречный Эльф.
– Пожалуй, да, «бычка» определенно не хватает, – вспомнил о своей давней дурной привычке Нармо.
– Поберег бы себя. Долгоживущие вы, конечно, но сейчас-то… – все еще проявлял непонятное для самого себя участие Сумеречный Эльф, словно наличие врага, который добровольно принимал эту роль, придавало разворачивающейся мистической истории особый смысл.
– Какая забота! Просто бездна сострадания и сердобольности. – Нармо отвратительно осклабился, отвечая на проявление доброты черной неблагодарностью издевки, как ударом кинжала в спину. – Только, бессмертный наш, почему во всех мирах люди гибнут, а ты видишь проклятые линии мира вместе с рычагами, но ничего не делаешь? Почему кто-то осыпан всеми благами, а кто-то гниет в яме? Ответишь мне? А? Почему у кого-то есть «тонкая ранимая» душа, а кому-то по статусу с рождения, наверное, не положено? Что там у вас, Стражей? Учили отвечать на такие вопросы глупых людишек?
Он зашелся в кашле, впервые так повышая голос, точно выплеснулась вся его обида. И Сумеречный Эльф молчал, хотя сердце его разрывалось. Лишь на бледном лице невольно застыла маска скорби, а что крылось под ней – он и сам не ведал. Может, свет милосердия, может, тьма холодного цинизма, может, сумрак печати вечного бездействия.
Жалости к Нармо не проявилось, хотя в тот миг он все-таки невольно обвинял Стража в своей неправильной изломанной судьбе.