время, он мог работать где хотел. Большей частью он сидел у себя, но иногда взбирался по длинной винтовой лестнице в обсерваторию – почтенное, хотя и порядком устаревшее заведение на вершине одной из башен. Сквозь позеленевший купол торчал телескоп высотой с телеграфный столб, установленный где-то в девятнадцатом веке. Кто-то из персонала, нежно любивший этот музейный экспонат, до блеска начищал его медные сочленения.
В лаборатории было тепло и сравнительно малолюдно: мало кому хотелось туда карабкаться, притом что телескоп был днем бесполезен. Это гарантировало Квентину день блаженного одиночества, но в одну из суббот позднего ноября он понял, что не ему одному пришло это в голову. Когда он добрался до конца лестницы, люк был уже открыт.
Заглянув в круглую, полную янтарного света комнату, он точно оказался на какой-то чужой планете, до странности похожей на его собственную. Элиот стоял на коленях перед старым, драным оранжевым креслом – оно помещалось посередине, на вертящемся круге телескопа. Квентин не раз думал, кто его сюда притащил и зачем; здесь, конечно, не обошлось без магии, поскольку ни через люк, ни через маленькие окошки оно не пролезло бы.
Тот, кто сидел в кресле, был плохо виден, но Квентин вроде бы узнал одного ничем не примечательного второкурсника с прямыми темно-рыжими волосами – звали его, кажется, Эрик.
– Нет! – отрезал этот самый Эрик. – Ни в коем случае. – При этом он улыбался. Когда Элиот начал вставать, Эрик удержал его, но явно не грубой силой. – Ты знаешь правила, – сказал он, как будто обращаясь к ребенку.
– Ну пожалуйста… всего разок, а? – Квентин никогда не слышал, чтобы Элиот так канючил – и впрямь как ребенок – и никогда бы не подумал, что он на это способен.
– Ни в коем случае! – Эрик слегка надавил пальцем на длинный нос Элиота. – Сначала ты должен выполнить все, что положено, – и сними наконец эту свою рубашку.
Они, видимо, не впервые играли в эту игру. Ритуал, при котором присутствовал Квентин, не предназначался для посторонних.
– Хорошо, – капризно протянул Элиот, – хотя ничего плохого в ней я не вижу.
Тогда Эрик взял да и плюнул на эту рубашку, прямо Элиоту на грудь. Плюнул – и сам, кажется, испугался, не слишком ли перегнул. Дальнейшие действия Элиота Квентин рассмотрел хорошо: тот расстегнул ремень Эрика, повозился с ширинкой и спустил с него брюки, обнажив бледные ляжки.
– Эй, сучка, поосторожней, – предупредил Эрик – он не очень-то нежничал. – Ты знаешь правила.
Квентин сам не знал, почему после этого остался у люка – видно, просто оторваться не мог. Эмоциональный механизм Элиота открылся ему до мельчайших деталей. Как же он раньше не понял? Может, для Элиота это рутина – берет себе одного-двух мальчишек в год, а после бросает. Неужели он вынужден скрываться даже и в Брекбиллсе? Квентина где-то даже задевало, что Элиот вместо кого-то другого не обратился к нему… но разве он, Квентин,