не может быть уродливым и неприятным. Ведь мы все якобы такие изящные. Мы зачем-то всегда объединяем «наше» в свое, а когда «свое» начинает вонять, чувствуем, будто отрезают палец без наркоза. Если человек красив, то значит в нем все красиво, если уродлив внешне, значит и характер у него такой же. Но, как правило, все аппетитные фрукты внутри уже изъедены червями.
*
Мне кажется, я никогда не принимал своего собственного тела: сначала оно мне казалось слишком быстрым, а теперь слишком медленным. По мере старения для меня переселение души в другие тела стало единственным способом выживания. Если честно, сдается мне, что и в детстве я жил не собственным телом, а телами своих кумиров. А теперь просто, они меня все разочаровали совсем, поэтому и душа уже больше не хочет ни в кого переселяться. Она чахнет вся от тоски по возвышенному. Мы так часто бываем наедине со своим телом, и так редко со своей душой, – и это, на мой взгляд, величайшее горе. Каждый из нас чувствует как дышит его тело, и совсем не знает как дышит его душа, которая то же хочет жить. Мы слышим боль и усталость тела, но не чувствуем плач и рыдания души. Нам кажется, что она где-то там, – за окном, сидит сейчас, свесив ноги, и с тоской в голосе считает монотонно падающие капли дождя. Но она здесь, рядом, смотрит на нас в упор вся в слезах. Так что пока мы не полюбим в себе все невидимое, все видимое не будет иметь для нас никакого значения. Можно будет хоть закидаться самыми дорогими вещами, а молодость души ими не воскресишь. Все оценивают окружающих примитивно: большой он или маленький, красивый или не очень, но никто не говорит что у кого-то большое или доброе сердце, что у него благородная или чистая душа. Люди перестали видеть то, что им необходимо, и стали концентрироваться на том, что их только губит. Мы все рождаемся чистые духом, и это заметили еще древние греки. Правда, я сам с этим согласился только сейчас, а раньше к примеру, я так совсем не считал. Но по мере того, как я сам активно записывал в душе свои принципы, так нервно и эмоционально, что сейчас уже даже не разберу почерк, я стал понимать, как внутри меня стало темно и грязно. А когда-то было кристально чисто и светло, как от первого снега. Хорошо, что у меня есть вариант, с которым можно сравнивать, иначе я бы никогда не догадался бы стирать со своей внутренней доски всю эту мерзость, и не чувствовал бы себя от этого все легче и легче. Любые знания портят нас, пачкают внутреннюю чистоту. Знания убивают нашу веру, веру в себя, веру в других, веру в добро, веру в счастье и веру в будущее. Хотя с самого раннего детства нам говорят обратное: учись, чтобы тебе повезло, и перестань верить в чудеса. И так день за днем, год за годом, мы меняем веру на знания, и все чаще разочаровываемся в этих результатах. С недавних пор я стал переселяться не в тела других людей как раньше, а в их души, ища в каждой из них что-то хорошее, а не просто любопытное. И стал себя, как ни странно, чувствовать лучше: ведь можно было и раньше – воскрешать не тело, а душу, но я этого тогда еще не понимал, пичкая тело