только о других – взлечу или меня потопят, это уже зависит от этих других. Самомнение – это всегда некая тяжесть, которая превращает хорошее в дурное. Легкость приходит, когда кому-то что-то даришь, особенно незнакомому человеку. А когда даришь ближнему, то ничего кроме исполнения долга не чувствуешь. Поэтому нам так приятно дарить подарки любимым при первом знакомстве, пока мы еще не знаем их слишком хорошо, и уже неприятно, когда узнали получше, но какими бы они ни были, от самого дарения уже ничего не испытываем. Почему так, – не понятно, ведь вся мировая история и экономика говорят об обратном. Нам твердят о том, что двигатель прогресса и процветания исключительно личная собственность и личный интерес. А может от нас что-то скрывают, или мы боимся сами признавать это публично. И получается так, что из поколения в поколение кочует ложь, и никто не хочет это исправлять. Нам всем твердят, как важна была свобода нашим предкам, как будто она не важна теперь нам. И тогда и сейчас, все кому-то прислуживали. Мы все от кого-то зависим, и по факту делаем то, что нам прикажут. Раньше это делали бесплатно, потому что тогда рабов кормили и одевали, а теперь это делают за деньги, чтобы кормить себя и одевать приходится самим. Но по факту ни тогда, ни сейчас, мы не свободны, и с веками мало, что изменилось. Вряд ли кто-либо чувствует себя сегодня независимым. Одно радует, что если наш хозяин влиятельный, то тогда мы можем общаться с другими хозяевами, которые от него зависят, как со своими слугами, оставаясь лишь его слугами. Вот и вся свобода: найти того, кто будет от тебя зависеть, так же как ты от кого-то. Раньше я думал, что я один такой несчастный, и от этого мне становилось еще тяжелее и грустнее. Теперь я понимаю, что все вокруг считают себя несчастными, просто умело это скрывают. Я только недавно это понял, и потому стал счастливым, так как сама мысль, что ты не один страдаешь, одно это дает облегчение. Всех всегда чего-то не устраивает, все хотят все поменять и начать жить сначала, но слишком быстро ко всему привыкают, и им ничего больше не остается, как страдать в одиночестве, пока никто не видит их позора. И думать почему им так не повезло. И почему ни одна из их мечт, так и не сбылась в реальности.
*
Сейчас я понимаю, что без надежды и веры в лучшее не выжить просто, однако в детстве я постоянно корил себя именно за эти чувства, и отчаянно с ними боролся, как с пережитками чего-то ненужного. Я так безудержно верил каждому слову, каждому обещанию, каждому приглашению, и точно так же безудержно разочаровался каждому грубому слову, каждому отворачиванию, каждому игнорированию. Обостренная впечатлительность работала в обе стороны с одинаковой силой. Но позже каждая улыбка в моей жизни стала предательской, и я долго не мог поверить и понять почему так происходило? А потому, что за улыбкой проще всего скрыть ложь и внутреннее беспокойство. Улыбка, она как легкая пробежка, всегда успокаивает и вруна и верящего, то есть меня. За улыбкой проще всего скрыть свои колебания и раскачивания перед тем, как что-то делаешь. А