так, например, она поступала с курицей, зажаривала её целиком, крылья съедала сама, ножки отдавала мне, остальную тушку несла на помойку. Даже я при наших с мужем неплохих доходах не могу себе этого позволить. Поэтому, когда моя мать рассказывает мне о том, как мы бедно жили в советские времена, я напоминаю ей про курицу. Много денег она тратила на обустройство квартиры, причём она никогда не могла насытиться, как только она закрывала очередную хотелку, у неё появлялась следующая. Она вечно была в кредитах. Мать резала ковры на полоски и покупала новые, без конца переклеивала обои, меняла занавески. В девяностые она не пошла в отпуск, взяла компенсацию, чтобы купить новые шторы, причём этими шторами она завесила не только окна, но и дверные проёмы, я тогда купила по её заказу двадцать пять метров портьерной ткани. При этом я жила впроголодь, когда училась в институте. Что касается одежды и обуви, то тут мать жила по принципу: лишь бы тело прикрыть. У неё была одна плиссированная юбка и пара джемперов, летом она ходила в той же юбке и в рубашке. На зиму она покупала пальто с воротником из песца, через две года меняла его. Первую шубу она купила себе в пятьдесят с лишним лет. Меня одевали по тому же принципу. В детском саду у меня было много красивой одежды, потому что мать не могла допустить, чтобы я появлялась в общественном месте, одетой как попало. Когда я пошла в школу, она вздохнула с облегчением, школьная форма заменила мне наряды. Когда я пошла в музыкалку, то тут уже понадобились приличные платья, и у меня появились пара шерстяных платьев, которые были подарены родственниками. В подростковом возрасте я страдала от отсутствия джинсов, кроссовок и куртки Аляски. На субботнюю дискотеку в школе пойти было не в чем, матери было плевать, потому что я вполне могла обойтись и без этой части школьной жизни. К тому времени я уже научилась шить на уроках домоводства, хотя и раньше тайком вытаскивала швейную машинку и пыталась её крутить, но я элементарно не умела заправлять в неё нитки. Просить мать научить меня шить, было дохлым номером, потому что я не должна была ничего уметь, иначе количество поводов, по которым меня можно было ругать и стыдить, резко сократилось бы. Мать запрещала мне делать какую-либо работу по дому, чтобы потом было чем попрекать: «Ты не приучена к труду!», в таких случаях, как это ни парадоксально, она употребляла пассив. Кто должен был ещё приучить меня к труду кроме неё, учитывая наличие только одного родителя, непонятно. Периодически мать делала ревизии в магазине уценённых товаров, и тогда у нас появлялись хорошие ткани, из которых мне можно было шить на уроках домоводства. Всё, что я шила мать критиковала, говорила, что я только ткань порчу. Вязать я научилась перед первым классом, когда сидела летом со своей двоюродной сестрой, она была в декрете, но вязать мне было не из чего. Я помню, как выклянчивала моток бордовой шерстяной пряжи, и покупатели, стоящие рядом улыбались от удивления, что такая маленькая девочка просит купить пряжу. Что я только не принималась
