долг, до тех пор, пока наши временные тела не одряхлеют, как это бывает со всеми смертными, а после пепел наших тел будет высыпан в единый накопитель для всех когда-либо существовавших пожинателей. И когда наши подневольные души вернутся снова сюда, чтобы найти себе следующее воплощение на еще одно столетие, ЦСП Дэсмура – Центр Сброса Памяти сам выберет подходящее для нас тело и заложит в него частичку от единого пепла знаний.
Я лежу неподвижно, устремив взгляд в бездну мрачного потолка моей спальной комнаты; со стороны может показаться, что я просто почиваю. Но моя душа парит над телесной скорлупой, обособленная и необъятная. Мой взгляд не бесцелен, он обращен в бескрайние просторы темных Небес, в стремлении найти ключи к ответам на вопросы, терзающие меня все эти века моего бытия…
Такова безотрадная картина, в которой пребываю я, слуга, терзаемый мистериями мироздания, обремененный вечным служением бессмертию и неустанно стремящийся получить доступ к знаниям, которые способен дать лишь Он.
Полная луна высоко парила на черном небосводе города, когда я осторожно пробирался к кладбищу. Покосившиеся надгробия и поникшие кроны деревьев отбрасывали тени, пляшущие при каждом мерцании лунного света. Это было мое излюбленное место, невзирая на всю его природную затхлость. Для меня это было своеобразным пристанищем, в котором я уединялся от монотонной службы.
Как жатвенник, я был связан с Советом Восьми, – тайным обществом нетленных, которое контролирует наши туманные просторы. Мы, пожинающие, не похожи на обычных людей, которые могут запросто призвать смерть по своему хотению. Наша же кончина требует более запутанной процедуры, и лишь Великий Совет Восьми обладает полномочиями принимать решения о том, подлежит ли мрачная душа жнеца тотальному разрушению. Исключительно в их руках вершится дальнейшая участь нашего непреходящего бытия, не предполагающего возможности реинкарнации, как это происходит со смертными, которых мы провожаем в затуманный мир.
Подойдя ко входу в Некрополь, я ощутил, как по коже скользит призрачный сгусток энергии мертвых. Кругом царило гробовое молчание, нарушаемое лишь перешептыванием ветра, поглаживающего надгробные стелы. Здешняя тьма казалась еще гуще, словно в ней содержались чересчур сокровенные таинства, чтобы раскрывать их. Но этой ночью я пытался укрыться в ее глубинах, отвлечься от сковывающей бюрократии жатвы.
Прежде чем двинуться дальше, я все же решил развязать шнурки на своих ботинках, как дань уважения к покоившимся под землей. Ибо в наряде усопшего вы не найдете ни одного узла или кружева. Смертные отчего-то верят, что дух умершего может запутаться в шнуровке. Право, как наивно! Но к традициям я питаю уважение.
Замечаю книгу в черном переплете, которая случайно выпала из моей сумки. Она взывала ко мне, напоминая о моем происхождении и избранном пути.
Стоило мне поднять ее, как знакомый груз навеял ностальгию. Это был мой первый самоучитель по искусству жатвы,