также во время бомбёжки погибли жена и двое маленьких детей. И каждый день я теряю близких мне людей и товарищей на этой войне…
Стало неловко, я повел себя эгоистично. Не подумал, что не только мы пострадали от этой войны. Есть другие люди, которые каждый день теряют близких и родных людей и живут с осознанием того, что с ними произошло. И многих уже не вернуть. Но они нашли в себе силы жить и бороться за жизнь. Лейтенант продолжил разговор:
–Отсюда мы поедем в Крагг до города Дола. Оттуда до деревни Шолт, там недалеко расположился наш штаб. Мы набираем добровольцев, чтобы подготовить их для разведывательно-диверсионной деятельности в тылу врага. Там все добровольцы пройдут подготовку и жесткий отбор. И лишь немногие отправятся действовать за линией фронта, а непосредственно в стране, под названием Лаода. Там «ОАЭ» готовит диверсию на одного из высокопоставленных чиновников «Великой-Пятерки». Группу забросят в тыл врага. Им дадут четкие инструкции наши агенты. После этого диверсанты будут действовать самостоятельно.
–Зачем Вы мне все это говорите, разве это не секретная информация? -поинтересовался я с ухмылкой.
–Посмотри на меня. Как твое имя, сынок? – спросил он.
–Нилл я. Нилл Грейтон.
– Так вот, Нилл Грейтон. Это война. И тут мне решать кому говорить, а кому нет. Я это говорю, потому что вижу, что тебе некуда пойти. Чем ты будешь заниматься? Чем ты собираешься себя кормить? Зима через два месяца. Я предлагаю тебе шанс выжить и принести какую-нибудь пользу, прежде чем ты отправишься воровать себе еду, чтобы не умереть. Сейчас не время для проявления самостоятельности и показухи, что ты уже взрослый. Подумай… Но когда ты окажешься там, в лагере для диверсантов, не говори, что тебя не предупреждали обо всем, что с тобой там будет происходить.
–А кто сказал, что я с вами поеду?
–Тебе решать. Но тебе и придется жить с тем, что произошло и помнить это всё… Я тоже думал, что не стану военным, когда мне предложили вступить в ряды «ОАЭ». Но что-то внутри меня говорило, что нужно это все остановить. Так не может продолжаться. Не могут погибать дети, жены и мужья. У меня были свои причины. И я думаю что у тебя их теперь тоже предостаточно, – закончил он.
Я посмотрел на маленькую Флои, которая сидела и мужественно смотрела перед собой. Сколько сил было у дитя всё это пережить, всё это осознать, я не знал. Но, возможно, мне представился шанс сделать что-то важное, что-то особенное… Я вспомнил слова Виолет и её взгляд… Я не мог думать, что она умерла напрасно, прикрыв собой меня. Может это и была трагическая случайность, но не сейчас. Сжимая её голубую ленточку в руке, опять обуяло чувство ненависти. Ненависти к себе, от чувства ничтожности и беспомощности, от неспособности изменить ситуацию.
Флои посмотрела на меня и положила свою руку на мой кулак, сжимающий ленту. Я посмотрел на нее и услышал:
–Думаю, что тетя Виолет разрешила бы тебе поехать с дядей!
На минуту я подумал о том, что, действительно, зима не за горами, а у меня нет ни дома, ни близких мне людей. Что я ничего не умею делать, кроме как растить и собирать