хотел ли, готов ли он был это все «вывозить»?
По-настоящему ему были близки только те образы, в которых есть тайная, внутренняя свобода. Творческая (отсюда привлекательная, несмотря на весь идеологический пафос, фигура писателя и публициста Гайдая в фильме «До последней минуты»), моральная (отсюда – опять-таки привлекательная, хотя и страшноватая фигура гауптштурмфюрера Хольца в «Единственной дороге»), наконец, профессиональная (отсюда – образы летчика Руднева и ученого-физика Реннета). Тем болезненнее воспринимались любые ограничения. Не идеологические даже: Дворжецкий, для которого арест отца по 58-й статье в свое время был вечной и, думается, незаживающей травмой, сознательно открещивался от любой идеологии. Болезненны были ограничения экзистенциальные – та самая неспособность восстановить разрушенную гармонию, целостность мира, какие бы старания к этому ни пришлось приложить.
Вот так и получилось, что человек в ситуации несвободы; человек, готовый к полету, но со сломанными крыльями; человек, который помнит небо, но которому туда больше нельзя… – оказался главной творческой темой, лейтмотивом игры Владислава Дворжецкого.
Чужой человек в советском кинематографе, да.
Но до чего же близок сегодня нам этот образ, созданный пятьдесят лет назад – в другое время, в другой стране, в другом воздухе.
Часть I
До
«Тогда мы жили в Омске…»
Когда срока огромные Брели в этапы длинные…
1
1939 год. Омск. Узкие, кое-как мощенные улицы с приземистыми, одноэтажными и двухэтажными, домами барачного типа: город небольшой, деревянный, заштатный… На весь Омск одна улица Ленина, бывший Чернавинский проспект, застроена каменными домами – наследие от населявших город купцов, только где они в 1939 году, те купцы? В городе грязно, пыльно, бедно и шумно; но весна – она и в Сибири весна, и в большом запущенном парке при Доме пионеров уже пробивается первая апрельская зелень.
В глубине парка – домик бывшего губернаторского садовника, «хороший домик, двухкомнатный, одноэтажный, без водопровода, с печным отоплением»[4]. На фоне омской жизни 1930-х годов – вполне приличный и благополучный вариант: собственное жилье (в годы войны одну комнату из двух отдадут эвакуированным, а сами вчетвером – муж, жена, мать жены и двухлетний ребенок – будут ютиться в оставшейся; но кто тогда жил иначе?), благословенное уединение (ни тебе соседей по коммуналке, ни радио за стеной, не смолкающего от гимна до гимна), до работы – рукой подать… Одним словом, чистое счастье, тем более что и живет здесь красивая, молодая и влюбленная пара: он – актер, она – балерина, – пара, у которой 26 апреля 1939 года рождается сын Владислав.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали
В те времена укромные,
Теперь