можно угадать взгляд, который должен был легко проникать в других и не позволять проникать в себя.
Нос орлиный, слегка приподнятый в середине своей кривой, но у него есть другой характер: ноздри сжаты, как будто они собираются втянуться в лицо. Привычка контролировать себя, уходить в себя, выдает себя в игре хрящей, формирующих кончик носа. Действительно, если в человеческом лице верхняя часть носа неподвижна, то нижняя часть, напротив, сокращается под влиянием страстей; в ноздрях есть очень большое выражение гнева, чувственности или морального сдерживания. Нос Ливии выдает настоящую злобу; у него есть выражение, противоположное выражению остальной части лица, которое обладает грацией и спокойствием. Но если вы дойдете до рта, тогда истина раскрывается. Это красивый рот, преувеличенный в своей маленькости; задаешься вопросом, могла ли из него выйти правда. В уголках этого такого маленького рта, на этих тонких губах, нет места для выражения чувства, для улыбки, и будьте уверены, что это не ради удовольствия скульптор времен Августа сделал этот рот таким отличным от тех благородных широко открытых греческих ртов, которые представляют ту знаменитую линию, которую во времена Давида называли луком Аполлона и которая была традиционной в скульптуре той эпохи. В этом рту видно больше, чем злоба, и если в лице Ливии есть черта, выражающая злодейство, то это она.
Итак, господа, взгляните на общее выражение лица; оно одновременно безмятежно и беспощадно; вы чувствуете в этом лице что-то, что сжимает ваше сердце и одновременно очаровывает, потому что оно объединяет эти две крайние черты: высоту интеллекта и злодейство.
Главное очарование Ливии, очарование, которое скульптура не может передать и которое легко представить, основываясь на современном римском типе, – это сияние кожи, мягкость эпидермиса, цветущий вид, натянутый на полное лицо, с деликатным оттенком, неспособным выдать движения сердца. Очарование статуи – это красота драпировок, элегантность, выражение той добродетели, которую называют добродетелью матрон. Все это было хорошо передано скульптором, если только это не безличные черты.
Другая черта, которая поражает, – это странное сходство с хищной птицей, не с орлом, но, благодаря маленькому рту и носу, форме глаза и бровной дуги, с совой. И это не сатира, которую я хочу сделать. Не думайте, что это тип уродства, как у северных рас. С восточными расами дело обстоит иначе; я видел на Востоке женщин, которые поразительно напоминали сову; Лафатер, встретив их на улице, остановился бы перед ними. Тем не менее, они были очень красивы. Я помню в Афинах двух молодых девушек, двух сестер, совсем юных, которые были очаровательны и имели ту же маленькость рта и носа, что и у статуи Ливии; они напоминали сову.
Ливия с первых дней своего брака с Августом была одержима безудержным честолюбием. У нее не было тщеславия, у нее не было вкуса к показной роскоши, всю