в город, а там столкнулся со старым знакомым, через разговор с ним снова стал оживать. Я больше никогда не говорил Дей о своих чувствах к ней, и не рассказывал о произошедшем.
В одной из бесед с приморской дамой Дей как-то воскликнула обо мне:
– Да ты представить себе не можешь, насколько мы с ним похожи!
Интересы и взгляды на жизнь во многом действительно совпадали, но не настолько, чтобы мы были копиями друг друга. Когда я нахватался цитат из Вейнингера, то какое-то время дразнил ими Дей, пока однажды она не воскликнула:
– Да, ты прав! И я сама вижу в себе все эти проявления, но неужели ты думаешь, что мне от этого легко?! – после этого я перестал ее дразнить, но Вейнингера так и не прочел.
В один из приездов Звездочета все вместе смотрели фильм, который он привез – «Книги Просперо». Но качество звука была настолько ужасным, что минут через двадцать фильм пришлось выключить. Но я попытался ухватить мысль режиссера и в очередной приезд Звездочета показал ему свежезаведенную семинарскую тетрадь с надписью по обрезу: «Книга семинаров».
– Амбарная книга!
– Нет, это как в «Книгах Просперо»: книга воды, книга земли… Вот это! – мне показалось, что Звездочет на секунду замешкался, и я смог уловить его мысль: «Единственный».
Дей быстро соображала и формулировала вопросы, но уже в процессе их произнесения сама могла уйти от сути того, что хотела узнать, но мне порой было сложно сформулировать то, что я хочу спросить или сказать. Идею Гринуэя я ухватил верно, попытался воспроизвести, но выразить словами внутреннее понимание мне было тяжело. Зато я очень жадно собирал все похвалы в свой адрес, и пойманная мысль пошла в копилку подобных ей. Вдобавок к недостатку мужской энергии не мне Дей дразнить надо было, а ей меня. Однако, было как было.
На физмате она оказалась, потому что ее мама пророчески сказала:
– Если ты поступишь на простой факультет, ты оттуда в два счета вылетишь, а если на какой-нибудь замороченный, то будешь учиться и получишь диплом! – так Дей оказалась на физмате, и даже диплом из научного журнала списывать никто не помогал: сама, все сама!
Когда на этот же факультет поступил я, Дей уже выпустилась, но со мной ситуация была проще: математика и физика были единственными предметами школьной программы, которые мне нравились и по которым я шел на «пять». И на курс старше меня на физмате уже учился мой младший брат. Так и случился в моей жизни физмат.
На четвертом курсе дневного отделения я бросил учебу – под влиянием «школы философов» и кастанедизма для меня стала непреодолимой разница между тем, чему я учусь в университете и теми идеями, которые мне близки. Корабль очень вовремя случился в моей жизни, стал для меня новой жизнью.
Я не знаю, что было внутренним стимулом в духовном развитии для Дей, но еще до моего появления она не постеснялась спросить: «Что будет после того, как Владимир Григорьевич умрет?» Ответ был таким: «Учитесь сейчас.