Болва серебро несет.
На этом они распрощались, Блискун ушел в сторону Киевой горы, а Лис решил еще пройтись по Подолу. Думал, не зайти ли к вдове брата, Клина; тот был кузнецом и все эти пятнадцать лет, покинув землю Деревскую, жил в Киеве. Две зимы назад киевские купцы привезли в подворье Святого Маманта весть о смерти Клина, и Лис передавал с ними серебра для осиротевшей семьи. Приехав в Киев, дважды побывал у них, но еще не решил, стоит ли оставаться в Киеве, при единственной родне, или все же убраться подальше, где ничто не напоминает о прошлом.
И вдруг… Спокойно идя по дороге, Лис провалился в то самое прошлое, от которого хотел уйти. Ему навстречу шагом, чтобы не задеть пешеходов, всяких баб с козами и лукошками, ехал Свенельдов сын Мистина – именно такой, каким он был в то памятное лето. Молодой, еще почти без морщин, светло-русые полудлинные волосы увязаны в хвост…
Лис остановился, стиснул зубы, сглотнул. Среди бела дня, на оживленной дороге близ торга повстречать блазня!
Блазень повернул голову, увидел Лиса… вздернул брови… Придержал коня, вгляделся… Что-то было не так, не так с его глазами… И он тоже его видит! Потом блазень улыбнулся и направил коня к Лису.
– Лис! Это ты! Вот это встретились! Узнаешь меня? Я – Лют Свенельдич.
От облегчения пробрала дрожь – Лис опомнился. Ну, конечно, это Лют! Младший Свенельдов сын. Сейчас он примерно в тех годах, что был Мистина в год смерти отца, нет, даже моложе. Но сам Лют, когда Лис в последний раз его видел, был отроком семнадцати лет, а теперь вон как возмужал, и сходство со старшим братом еще усилилось – с тем, пятнадцатилетней давности. Только глаза у них разного цвета: у Мистины серые, как у матери, а у Люта цвета желудя, как у отца.
Сойдя с коня, Лют небрежно бросил повод – его тут же подхватил один из двух следовавших за ним всадников, явно бережатых, – и подошел к Лису, протягивая руку. На лице его сияла широкая искренняя улыбка.
– Ну ты… – Лис хотел сказал «ты вырос», но мужчине около тридцати лет такое говорить неловко. – Итить-колотить, совсем боярином стал!
– Так мы в Киеве не из последних! – Лют засмеялся, пожимая ему руку и похлопывая по плечу. – Мне Мистиша говорил, что ты здесь, приехал, пока мы еще в Хольмгарде были, я уж думал тебя сыскать…
Лют жил при отце все те годы, что Свенельд провел в земле Деревской. Лис видел, как он растет и из мальчонки превращается в отрока, сам учил его обращаться с оружием, сперва деревянным, а потом и настоящим. Особого воспитателя, как полагается сыновьям знатных людей, у Люта не было: он родился от рабыни и свободу получил только со смертью отца. Мистина, сын знатной матери и законной жены, мог бы вовсе выгнать его со двора – по закону сыну рабыни никакого наследства не полагалось, – но по одежде, оружию, повадкам, по хорошему коню в дорогой сбруе, по двоим хирдманам-бережатым сразу было видно, что Мистина приблизил сводного брата к себе на полных правах родича. То страшное лето Лют провел в Царьграде, со Свенельдовыми товарами, а вернулся, когда отец его уже был мертв, и князь