в поисках подмерзшей травы. По вечерам мы с отцом разжигали костер, сушили одежду и обувь, долго сидели, глядя в огонь. В такие моменты степь казалась особенно бескрайней. Скоро мы вернёмся в аул. Там будут другие заботы – подготовка к зиме, новые хлопоты. Но пока мы были здесь, в жайлау, под открытым небом, среди лошадей, чувствуя дыхание степи, мы оставались табунщиками – свободными, сильными, готовыми к любым испытаниям.
По утрам, когда степь ещё дышала ночной прохладой, мы садились у стола и пили кумыс, заедая его мелко нарезанной копчёной кониной. Тёплое дыхание лошадей смешивалось с утренним туманом, и воздух был наполнен запахами влажной земли, дыма и свежего мяса. После завтрака начиналась ежедневная работа. Мы седлали лошадей, поправляли подпруги и отправлялись собирать табун. За ночь ветер гнал их в разные стороны, и приходилось немало потрудиться, чтобы согнать всех обратно. Отец первым вскакивал в седло и взбирался на ближайший холм, откуда можно было охватить взглядом всю степь. Его зоркие глаза выискивали каждую лошадь, и, когда он замечал, что кого-то не хватает, во взгляде появлялась тревога. Бывало, что несколько лошадей пропадали. Тогда начинались долгие поиски, иногда затягивавшиеся на сутки и даже больше. Чаще всего это была работа барымташей – крепких, ловких парней, для которых кража чужих коней была не только заработком, но и своего рода искусством. Кому-то они возвращали украденных лошадей за выкуп, а кто-то гнал их далеко, продавая в других аулах. До сих пор нам везло – с барымташами лицом к лицу мы не встречались. Но сегодня утром, когда я подошёл к Талисману, сердце дрогнуло: на его шее красовался свежий ожог – след от туго затянутой петли. Очевидно, кто-то пытался украсть его, но он сумел вырваться. Теперь я знал, что ночью, когда мы мирно спали, в темноте степи происходила своя борьба – борьба за свободу.
С приходом холодов степь менялась. Ещё недавно зелёные холмы покрылись жёлтым налётом увядающей травы, а потом и вовсе скрылись под первыми снегами. Утренний иней ложился серебром на пожухлые кусты, а воздух становился густым и тяжёлым, наполненным запахом дыма из печных труб. Мороз постепенно забирал тепло, пробираясь сквозь стены домов, а ветер, гуляя по аулу, хлопал плохо закрытыми калитками. Наступило время согыма – периода, когда каждая семья готовилась к долгой зиме, заготавливая мясо. Для кочевников это был особый, важный момент. В старину кочевники считали, что зиму нужно встречать сытым, с запасами мяса, иначе она покажется вдвойне суровой. В ауле начиналась суета: кто-то точил ножи, кто-то рубил дрова для костров, на которых варили куски конины, чтобы потом закоптить их. Воздух наполнился тяжёлым запахом свежего мяса и дыма. У каждого дома висели длинные куски казы, сушились рёбра и ребрышки, готовились баурсаки, а в больших котлах варили бесбармак. Это было время, когда люди собирались вместе: родственники помогали друг другу с разделкой мяса, дети