продольными ломтиками белый хлеб, небольшой кусочек желтого сливочного масла в тарелочке и кроваво-красное брусничное варенье, настолько кислое, что при взгляде на него поджимается язык и выделяется слюна. Рядом стоят кружки чая с молоком. В глубине души ворочалось чувство вины. Мало того, что это я должна помогать маме, так я себя еще и веду, как беспомощный ребенок.
Мама стучит ложкой об чашку перемешивая сахар в чае. С тихим прихлюпыванием делает глоток, ставит обратно и берет в руку ложку. В желтом бульоне плавают только вермишель, картошка и полупрозрачный лук. Жирный кусок говядины исходящий паром лежит перед ней на разделочной доске рядом с якутским ножом. Рядом на доске высится горочка соли, перемешанная с небольшим количеством черного молотого перца и нарезанный крупными кусочками репчатый лук.
Я осторожно прихлебываю суп, мой рот обжигает кипяток из-за этого я почти не чувствую вкуса. С каждой ложкой по моему телу разливается тоненькими струйками тепло. По маленькому телевизору на кухне идет какой-то русский сериал: большую часть экранного времени мужчины в военной форме бегают по лесу. На экране среди деревьев стоит девушка, лица ее не видно за спутанными волосами, голые ноги выглядывающие из под юбки, тонут в траве, но я точно знаю, что они черные и босые. Пуговицы на ее кофточке застегнуты неправильно, а красная роза с левой стороны груди почти оторвана. Я поспешно отвожу взгляд и стараюсь не поднимать глаза от тарелки.
Зрительные галлюцинации преследуют меня сколько я себя помню, примерно лет с четырех. В детстве я их совсем не боялась, принимала их за обычных людей, разговаривала с ними и даже играла. Маме мое поведение казалось милой причудой, она думала, что я выдумываю себе воображаемых друзей или играю с чёчёккой1. Обычно дети по мере взросления перерастали эти странности, а мне же наоборот становилось хуже. Так я и попала на лечение в стационар в первый раз с острым параноидальным психозом в тринадцать лет.
– Опять? – мама испуганно на меня смотрит.
– Угу, – я понимаю, что находится рядом с человеком в бреду это то еще удовольствие, но меня каждый раз раздражает ее реакция.
– Давай, посуду помоем, – она знала, что легче всего меня возвращают к реальности какие-то обыденные действия. Полилась вода, она засучив рукава свитера принялась так усердно тереть тарелки губкой, как будто от этого зависело мое выздоровление.
Я стояла рядом с полотенцем наготове. Чистые тарелки тихонько поскрипывали, когда я раскладывала их по местам. Лучше всего мне помогает не обсуждать глюки вслух и постараться сосредоточиться на каком-то деле. Мама продолжала рассказывать про родственников, которые соберутся на предстоящем мероприятии, объясняя кто есть кто и кем они мне приходятся.
Кладя очередную тарелку на место, я выглянула в окно. Там в оранжевом свете фонаря было отчетливо видно неподвижно стоящую девушку. Черная кофточка с красным цветком на груди и черные, босые ноги выглядят нелепо в это время года, когда люди носят