на худи, мне вдруг стало очень холодно. В низу живота сильно защекотало. Страх и адреналин работали одновременно. Мысли вертелись в голове как в адовой мясорубке. Да и ветерок поднялся неслабый. Вроде едем кое-как, конь, кажется, еле плетётся, а вот уже пятую опушку объехали.
– А чего ты в Смоленске делал? – спросил я у Сидора.
– В губернии-то? Так кажу ж: барин послали селитры купить на огороды. Вот пять мешков сторговал за два рубля. А он наказал быстро вертаться взад, даже коня мне лучшего дал, саврасого! На гнедой кобыле или на мерине я бы, почитай, трое суток добирался. А тут два дня – и дома. Жучок у них какой-то непонятный на огороды напал. Все посевы изводит.
Ага, точно, помню-помню такое в ранних записях…
Напала как-то на поля Энгельгардта то ли льняная плодожорка, то ли совка-гамма. В то время деревенские люди понятия не имели о вредителях, а энтомолога позвать из столицы по деньгам позволить себе не могли. Вот он и мудрил, сам жука на своих полях изводил разными средствами.
Да…
Дела. Я автоматически достал вейп и затянулся.
Сидор, увидев клубы дыма, обернулся, дёрнулся, отвернулся обратно, начал креститься и что-то шептать.
Я слышал только:
– Чур меня, чур…
– Сидор, не переживай ты и не крестись, это – вейп!
– Как же так, без огня из этой люльки столько дыма?
– Да это обычная электронная сигарета! Никакого огня ей не надо, это не дым, а пар.
– Ляхтроная? Не иначе немецкое али шведское! Терпеть не могу все заморские штучки, – Сидор немного успокоился.
Полчаса ехали молча…
– Одёжа у вас чудная… – вдруг сказал он. – Наша питербурхская или неметчинская?
– Вообще-то – Англия.
– То-то и оно. Ненашенское, видно сразу, – Сидор явно успокоился.
«Ну, уж не твой ватник…», – подумал я и лёг на мешки.
Обед на свежем воздухе
Вскинув голову и взглянув на небо, парень вдруг засуетился, раскрыл свой холщовый мешок, выудил и развернул некое подобие чистой по его меркам материи, накинул её на ближний тюк, устроив импровизированный стол. Затем уверенными движениями извлёк откуда-то сало, охапку зелени, добротный на вид каравай, несколько пожухлых яблок и огромный, покрытый рыжими пятнами ржавчины, но всё ещё острый, как бритва, тесак. Не обращая внимания на шатающуюся телегу, он, как мог, нарезал всё это и разложил на тряпке.
– К обеду дело идёт, барчук, – весело подмигнул он мне. – Что Бог послал, кушай. Рогожка свежая, чистая, за скатерть сойдёт. Становиться не буду – барин шибко поторапливал. Ты подкрепись, через пару часов ужо встанем, конь малость отдохнёт, и дальше пойдём.
Я не привык есть сало без хлеба, поэтому схватил ломоть каравая и откусил с жадностью. Жевал долго, но чем дальше, тем тяжелее было сглотнуть. В горле словно вспыхнул огонь, будто не хлеб ел, а горсть колючек.
Прокашлявшись, я с трудом выдавил:
– Это что за хлеб такой?
Сидор, не спеша пережёвывая, отмахнулся:
– Дык неурожай