князюшки переливались, седина спорила с моложавостью его лика и задором в голубых глазах, только усиляя их, как всегда, а он всё мялся и вздыхал, будто знает нечто такое, что ты ещё не можешь понять. Или это только мерещилось? Завсегда князюшка выглядел полным тайными своими заботами, как обычно всё. И нечего лишнего себе нахлобучивать.
Федька придирчиво рассматривал себя в зеркале, но день выдался пасмурным, и толком себя оценить не удавалось никак, даже с поднесением подсвечника.
Появление на кухне государевой Князюшки имело волшебное действие. Федька смотрел и дивился. Всё задвигалось иначе, тайные знаки всем и каждому витали, и даже орали куда менее обычного, и подзатыльников обслуге поубавилось, как будто в том надобность отпала – все и так знали, куда бежать и что делать. Одним словом, дворцовый воевода явился. Ваське Грязному до этого, как отселе до Висби80. Не случайно ж государь держит людей бывалых. Хотя, как знать, ежели не сопьётся до сроку, может и из Грязного в распорядительстве палатном толк выйдет. Да и чёрт с ним… Но и бывалым доставалось, и знающим. И бывалых опала косила, Челядиных, скажем, хоть боярыня почтенная из их рода самого Государя пестовала во младенчестве81. Куда она подевалась, как только великой княгини Елены не стало, несложно было догадаться! Убрали её Шуйские в монастырь, а там внезапно померла, ну да! Так и муж её сгинул без следа, и красавец Телепнёв с ними.
Вся бездна этих суровых тяжких уз валилась на голову Федьки, и он путался и погибал в попытках выбраться… В тщете нащупать опору хоть какую в бесконечной череде побед и падений этих, точно в болоте, чтобы как-то себя упасти, не сгинуть бесславно, жертвою в чужой сваре или хитрости, или вовсе недоразумении случая. И будь ты хоть царевич, хоть герой, хоть холоп последний – Рок надо всеми виснет едино неумолимо.
Прямо спросить, что Охлябинин тут делает, так и не решился, но всё же удалось выпытать, будет ли на свадьбе, и не тысяцким82 ли. Пока что Князюшка ничего не обещал, но выражал, крестным знамением и молитвою себя подкрепляя, что на такое событие не должен опоздать. «И Фетинье моей погулять доведётся! – смеялся, но как-то опять серьёзно. – Коли живы будем».
Федька поедал солёную севрюжью икру, нарезая кружочками83 и досадуя, что свежей, несдавленной, нигде не добыть сейчас. Уж насытившись, устыжался, что удержу не знает в излюбленном ястве и чревоугодничает, тогда как всюду призраки большого голода уже встают… Батюшка уверял, весна будет тяжкою. А лето – тем паче. Переговорили они тогда о многом, провожая матушку с Петькой из Москвы, и с оказией завернув в Троицкую Лавру, где помолились об удачной для них дороге, о здравии родичей всех, ну и помянули иных. Тронуло Федьку, что по поручению Захария Иваныча дан был отцом вклад, целых пятьдесят рублей, по его давно умершей жене Ульяне. "Уж как он её любил, Ильяшу эту!" – вспоминались матушкины слова, и невольно думалось о своей участи. Чтоб к иноверке, пленнице, чадо вражье ханское выносившей, в чуждом стане выросшей и воспитанной, прикипеть