увидел, как за спиной Якова начинает подниматься нечто тёмное – не дым, не материя, а отблеск тени самой тени.
Будто реальность, не справившись с его присутствием, начала вытекать за пределы допустимого.
Они – эти тени – ползли, сдвигались, сплетались, живя своей отдельной жизнью, как клубок существ, слишком гибких, чтобы быть змеями, и слишком осознанных, чтобы быть просто тьмой.
Глаза Якова изменились.
Зрачки расползлись, словно расширялись не в пределах глаз, а вглубь, в небытие.
На одно дрожащее мгновение Димке показалось, что он смотрит не в человека – а в прорезь между мирами.
В этом взгляде не было ни ярости, ни власти. Там не было дна.
И тогда он почувствовал прикосновение.
Не к телу. К уму.
Что-то острое, холодное, хищное, как взгляд, который заглядывает вглубь мыслей,
проскользнуло в сознание, и начало выворачивать его,
медленно, методично,
как если бы кто-то пытался развернуть его самого – наружу.
Димка впал в состояние между сном и явью.
Его тело осталось стоять на месте, но он почувствовал, как вытягивается наружу. Будто его душа сдвинулась в сторону, давая ему возможность увидеть то, чего он не должен был видеть.
Он увидел Якова таким, каким он был на самом деле.
Не человеком.
Не тем, кем он себя называл.
За ним простиралось нечто огромное, живое и чуждое. Оно вибрировало за гранью восприятия, его невозможно было описать – оно было Тенью, Отголоском, Чёрным Пятном на самой реальности.
Яков всегда был здесь. Но теперь Димка видел, что именно здесь стояло.
И это было голодно.
Он моргнул.
Мир вернулся.
Звуки снова появились – лёгкий ветер, проехавшая машина, собачий лай где-то во дворе. Всё выглядело как обычно.
Яков улыбнулся.
– Думаю, ты уже увидел достаточно, – сказал он и кивнул. Будто давал ему время осознать.
А затем развернулся и ушел, оставляя Димку один на один с его новыми знаниями.
***
После разговора с Яковом Димка почувствовал себя пустым.
Не просто уставшим, не просто обессиленным – внутри него что-то исчезло, как если бы он потерял часть себя, но не мог понять, какую именно.
Мир вокруг выглядел так же, но ощущался иначе. Дома, улицы, прохожие – всё оставалось на своих местах, но теперь он видел их по-другому. Будто кто-то слегка сместил фильтр его восприятия, и привычные вещи заиграли новыми, тревожными оттенками.
Люди смотрели на него по-другому.
Некоторые отводили глаза сразу, другие – задерживали взгляд чуть дольше, чем обычно, но во всех было странное, непроизвольное напряжение. Будто они чувствовали… что-то.
Он видел, как морщится женщина у хлебного киоска, глядя ему вслед. Видел, как ребёнок, проходя мимо, резко замолчал, уставившись на него – а потом прижался к матери, испуганно за её спиной.
Он не изменился внешне. Но люди чувствовали перемены.
И он тоже их чувствовал.
Когда