общение до и после лекции и захлестывающий прилив счастья во время; давали, в конце концов, интересные вопросы, а не заданные просто так, для галочки красной ручкой в очередном списке «обязательно к вопрошанию», «обязательно к прочтению». Грецион всегда серьезно готовился к таким лекциям, но никогда не относился к ним слишком серьезно. Это игра, как и все вокруг, он знает ее правила наизусть: в голове корнями мирового древа переплетаются прослушанные лекции, прочитанные книги, просмотренные ролики, пролистанные социальные сети; как любой ученый, он знает свой предмет на зубок, готовит только шпаргалки для памяти. Но, в отличие от любого другого ученого, он знает капельку больше, он складывает, умножает, компилирует и создает цветные коллажи эпох и мифологий, смотря зорче остальных – в дали волшебной Касталии, горизонт которой туманен, а берега охраняют шторма и водовороты выдумок и фокусов, пережевывающие галеоны академичной учености. Грецион же – часто проговаривал это на лекциях, – проплывает на своей лодке у самых волшебных берегов, довольствуется умозрительной игрой в бисер, но ступить на неизведанные земли все же не пытается; что, если это просто иллюзия заморского кудесника?
Но иллюзия ли?
Он входит в кофейню, куда много раз хотел напроситься сам, но руки не доходили. А тут написали владельцы, позвали говорить о темных ночных богах, будто предчувствуя его судьбу, будто зная, что это – последняя лекция. Объяснили: «Такое людям интересно». Нашли место в насыщенной программе. Зал уже полон, все столики, кроме лекторского, сбоку от экрана, заняты; Грециону приготовили чашку кофе – спасительный эликсир после чеснока, горького отвара и ополаскивателя для рта, дубящего десны. Глоток кофе, два легких касания по экрану планшета, и Грецион начинает.
– Есть только два вида наук: науки о любви и науки о смерти.
Грецион замечает, как скользят по нему заинтересованные взгляды: присутствующие удивлены, жаждут продолжения, но он не дает желаемого сразу – выдерживает долгую, почти театральную паузу, улыбается, поправляет растрепанные волосы.
– Важнее и страшнее остальных только науки о любви к смерти – о смерти спасительной, о смерти, становящейся вратами к перерождению, о страстном поцелуе Эроса и Танатоса, о черных хтонических богах, диктующих правила земной жизни. Вы наверняка привыкли думать, например, что Геката – заурядная ночная колдунья, а Дионис – вечный пьяница. Мы смотрим на эти образы поверхностно, они слишком искажены масскультурой – ну вы же все хотя бы фрагментарно знакомы с диснеевским «Геркулесом»? И нам кажется, что Аид – вспыльчивый злодей, хотя на деле он – самый ответственный из богов, мрачный повелитель немых мертвецов, желающих только двух вещей: крови и забвения. Нам стоит, как Одиссею, прямо сейчас зарезать черного барана, чтобы говорить не с мертвыми, а с мрачными богами, богами любви и смерти, богами любви ко смерти – но обойдемся без жестокости, кофе с выпечкой тоже сойдут за жертву.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте