Девушка рассчитывала использовать выпавший ей шанс.
Три дня назад ее вновь посетила Разия, и Хатима уже больше не стала торговаться и упираться, когда та сообщила о возможных перспективах ее дальнейшего существования в Пакистане, взамен на подробную информацию о пребывании в ДАИШ и, в частности, о той женщине, ночной визитерше, побывавшей в доме мужа Айны в Эрбиле.
Вместо Хатимы «для комплекта» к ее подругам в тюрьму подсунули другую женщину. В ближайшее время ей не придется встречаться с консулом и вообще с кем бы то ни было из посольства – она под следствием, а потому нет риска, что ее разоблачат. Приятелю Нура найти кандидатуру для подобной роли не составило труда. Прекрасно подошла девушка, которую родственники собирались побить камнями за измену мужу. Ее успели спасти от верной смерти, забрав в полицейский участок, хотя обычно в таких случаях полиция не вмешивается. Там приятель Нура ее и нашел. Зато теперь она готова была на все, чтобы избежать смерти. В тюрьме-то можно жить.
Чтобы россиянок в «Гаддани» не беспокоили визитами из посольства, Разия под руководством приятеля Нура, сымитировала убийство надзирательницы. Задействовала нескольких стукачей из женщин-заключенных, раздобыла киношную кровь, проинструктировала одну из своих оперативных сотрудниц. Та никогда не задавала лишних вопросов. Она смотрела на Разию, героиню войны и офицера, как на святую, кажется, готова была погибнуть и по-настоящему, если бы Разия потребовала.
Да так чуть и не вышло. Озверевшие, спровоцированные женщины все-таки ранили ее довольно серьезно. Но не Айна, забалдевшая от подсыпанных ей в еду наркотиков.
Приятель Нура, которого Разия знала только по имени Наваз, оставался в тени до поры до времени. Собственно, Нур и не был заинтересован, чтобы тот вмешивался на первоначальном этапе. Нур планировал воспользоваться «правом первой ночи», а затем запретить Хатиме распространятся о самом ценном, что она расскажет и что он передаст-продаст Арефьеву.
Разия убедилась, что не ошиблась в Хатиме, когда та начала рассказывать. Она сидела на койке, в старой затертой черной абайе, опустив голову, и монотонно, детально, с удивительными подробностями выдавала все, что слышала, видела, запомнила. В этой абайе Хатиму задержали, других вещей у нее с собой не было. И она напоминала огромную унылую птицу, издающую почти птичьи звуки, составляющие арабский язык, фрикативные, гортанные.
Тихоня, которую никто всерьез в среде боевиков не воспринимал, – обычная прислуга, вдова с потухшим взором, ее разве что продать в жены – вот и вся выгода.
– Ее зовут Джанант бинт э-Захид Джад, – говорила Хатима. – Я слышала, как ее имя произнес муж Айны, разговаривая по спутниковому телефону. Кому-то радостно сообщал, что ожидает ее приезда с нетерпением. Когда эта женщина сидела в гостиной, я приносила им чай с мятой. Она разговаривала с Касидом свысока, а он лебезил перед ней. Я не видела