отсутствуешь. Витаешь в облаках. У меня все чаще возникает ощущение, что ты относишься ко мне, как бы это сказать, потребительски, что ли.
Петру надоели упреки, и он отмахнулся машинально, как сделал бы в Багдаде, когда на базаре назойливые мальчишки пытались всучить дешевую расческу или мыльницу.
Саша обиделась и ушла, хлопнув дверью. Да так шарахнула, что одна из зубных щеток выскочила и упала в корзину с грязным бельем. Петр принялся добриваться с совершенно спокойным лицом и даже что-то фальшиво напевал по-арабски. Когда вышел из ванны, нашел на кухонном столе одинокий ужин. Он хмыкнул и уселся есть, заметил на подоконнике вчерашнюю газету и тут же в нее уткнулся.
По привычке вымыл за собой посуду, зашел в спальню и, не обнаружив там Сашу, плюхнулся на кровать на живот и сразу же уснул. Александра появилась через пару минут и, поглядев на спину мужа, вздохнула и начала разбирать его сумку.
– Что это? Как приятно пахнет! – воскликнула она вдруг, достав из кармана спортивной сумки газетный влажный сверток. Развернула и в руке у нее оказалась подвявшая ветка цветущего олеандра, обернутая еще и во влажный носовой платок.
– Вот ты говоришь, я – сухарь, напрочь лишен романтики. Ан, нет! – не оборачиваясь, глухо в подушку напомнил о себе Горюнов.
– Ну надо же! – Саша прижала цветы к лицу. – На море хочется…
– Девчонки из медчасти нарвали, зная, что дома меня жена ждет, – соврал Горюнов, чтобы поддразнить ее сообщением о «девчонках».
На самом деле угрюмый полковник под смешки Зорова сам полез в заросли кустов рядом с территорией базы Хмеймим. И «девчонок» он там видел мельком, издалека, по приезде и отъезде. А все остальное время и на базе почти не бывал. А если приезжал, то поздно ночью и уезжал чуть свет.
Саша легла рядом, поглядела на зажмурившегося, как кот, Петра.
– Ну что, горюшко мое, Горюнов? Опять лыжи смазал? Куда помчишься в ближайшее время?
– Как ты прозорлива, однако! – Он приоткрыл один глаз. – Это военная тайна… Снисходительный тон тебе не идет. Ты молодая, я бы даже сказал, юная жена. А я уж слегка престарел. И ближайшее время проведу дома, у тебя под боком.
«Дня два-три, – уточнил он мысленно, – пока вопрос с поездкой в Париж будет решаться».
Утром Горюнов высунулся из-под одеяла, ошалело прислушиваясь к странным звукам за стеной, разбудившим его.
– Что это за бренчание?
– Мансурчик купил укулеле, – Саша сидела у трюмо и пристраивала подвявший олеандр к зеркалу, чтобы цветок не выглядел таким уныло поникшим.
– Ты ему купила, – поправил Петр и, когда до него дошел смысл фразы, переспросил: – Оху… что?
– Не паясничай! Наш сын хочет заниматься музыкой.
– Ах ты Боже мой! – Он всплеснул руками и потянулся к тумбочке, где лежала пачка сигарет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст