красавицы. Сначала он сравнил ее с Селеной, потом с Венерой, но понял, что стал свидетелем лучезарного явления новой богини на земле.
«Я был слеп. Столько лет мне прислуживала царица мира, а я на нее лишь покрикивал: „Не смей заправлять постель! Не тронь холсты! Не врывайся без стука!“ Нет, я не художник. Злой рок прав: я не имею права творить».
Его рука скользнула с груди красавицы вниз к раскаленным бедрам, утекающим, как потоки магмы, под одеяло.
Он сдернул ненужную в этой картине ткань и вдруг заметил, как изменилась его ладонь в ослепительном сиянии женской наготы. Рука, до костей отравленная ртутью, впитав свежесть девичьего румянца, наполнилась вдруг уверенной силой. Исчезли клубки вен, суковатые пальцы удлинились, растаяли натруженные шишки суставов.
«Что сделала со мной девчонка?» – удивился он.
Заглянув в зеркало, он отшатнулся.
«Не узнаю себя. Не может быть! Глаза горят, как в шестнадцать лет, руки, ноги, сердце наполнены отвагой. Дышу полной грудью. Я снова здоров? Хворь оставила меня? Уползла из тела, как змея от солнечных лучей? Сон! Издевательский кошмар! Говорят, что воспоминание о лучшей поре жизни дьявол насылает в конце пути. Но я себе не прощу, если не увековечу напоследок пару мгновений ослепительного чуда, залезшего в мою постель. О, Виттория, подожди, не просыпайся, я подарю миру твою божественную красоту».
Алессандрио схватил мольберт, кисть взлетела, и он погрузился в работу. Как легко и послушно ложились краски! Штрихи окунались в рассеянный свет, как волны прибоя в расплав зари.
«Я творю! – ликовал художник. – Я снова творю! Я вижу никому не видимую музыку и хоровод теней, и тонкие лучи, играющие на ресницах спящей девы. Поток света, как музыка, стекает в лоно долин со струн великого музыканта. Он играет, и арфа пробуждает лунный мир. Я гениален, да».
Кисть запечатлела плавную выпуклость женского живота, пронизанную веселым огнем камина, и клавесинную музыку нежных позвонков, и томный блеск, воспламенивший сочленения бедер.
Вдруг художнику что-то показалось странным и лишним в образе дремлющей девы. Чужеродная тень блеснула студнем над лобком, резко преломившись в бликах огня.
Он пригляделся и узнал длинное изворотливое тело, округлую голову с желтыми глазами навыкате.
– Змееныш, ты жив! – воскликнул Алессандрио.
Но змей был не один.
Два гибких прозрачных тельца, сплетенные мускулами в одно целое, проступили сквозь млечную кожу возлюбленной.
«Они внутри?» – Алессандрио поднял руку над мраморным животом.
Змееныши, просвечиваясь гибкими телами сквозь кожу девушки, обернули головы и разом ощерились.
Он в ужасе отступил.
«Они в ней. Она зачала тварей!»
Скользкая тень промелькнула на полу, задев Алессандрио по ноге.
Под светильником в бликах пламени извивалась еще одна пара странных прозрачных, как тени, существ.
И с книжных полок донеслось