уже городской – за тридцать пять столичных лет, каждую зиму болеет и только в тапочках по полу ходит…
Что-то задерживается он, а есть уже охота…
Что бы такое послушать? Цоя – хорошо перед дорогой, «Пинк Флойд» – нет, не то… Когда-то они с отцом Высоцким увлекались, сперва – на пластинках, потом купили кассетный магнитофон. Рыскали днём с огнём в поисках приличных записей, только попадалось всё больше левое, да ещё кассеты советские – а это уже испытание…
Может, из «Металлики» что-нибудь спокойное? Или из «Депеш Мод»? Рита тогда сказала, что музыка мрачноватая, он спросил – что она слушает и через неделю получил кассету с её музыкой. Что-то такое попсоватое, но отобранное по вкусу… Правда, уже тогда она сказала, что ей всё большей частью разонравилось и просила у него каких-нибудь кассет… Вернула потом, извиняясь – магнитофон старый, почти целую песню в начале зажевал, потому что плёнка перекрутилась. Надо бы разобрать корпус, расправить, а то так и лежит в пакетике, всё руки не доходят…
На неё невозможно сердиться… Имя у неё удивительное – невесомое какое-то. Имя – это будто тебя что окликает. Как она читала «Фауста»? Или «Мастера и Маргариту»? Она же говорила, что её наградили Булгаковым за школьную Олимпиаду по русскому…
…День рожденья тогда получился так себе. Родители, по обыкновению, подтрунивали над ним, рассказывая сотый раз курьёзные случаи из детства, Витька с Яшкой потихоньку напивались и таки напились – отец им многовато подливал, увлекшись, Яся вдохновенно рассказывала что-то про эльфов, не успевших сварить макароны, а Рита сидела такая грустная и задумчивая, что её было жалко.
Потом она сказала, что от вина почему-то всегда становится грустно, и что не может понять людей, которые в пьяном виде начинают приставать или затевают драку. И это было почти всё, что он тогда о ней узнал. Потом пригласил в театр, ходили с ней в Пушкинский музей – цветаевский, как она его называла. Города Рита боялась – терялась, путалась в незнакомых улицах и переулках, и как раз не любила центр, хотя приезжим обычно нравится эта голливудская конфетная пестрота… Водил её по городу, рассказывал что-то с видом опытного экскурсовода. У неё в памяти было много картин – чуть ли не больше, чем знал он сам, и много помнила из книг – большие прозаические отрывки из наиболее понравившихся… Говорила, что дома осталась большая библиотека и жалела о том, что сюда всё это не привезти – мать её жила где-то в служебной общаге, а когда становилось совсем тошно, приходила к Рите.
Он видел Арину Петровну на дне рождения Риты – правда, мельком, потому что побыла она совсем недолго – среднего роста, неулыбчивая, рыжевато-седая… Рита была мало на неё похожа. Тот день рождения тоже был не совсем удачным, но главное – Игорь тогда как раз почувствовал, что только он ей по-настоящему интересен изо всей этой пёстрой студенческой братии.
Мать встала в проёме:
– Игорь, ты насчет воскресенья-то как, не решил?
– А что в воскресенье?
– Юбилей