главных вещах – в том, чтобы смиряться, в том, чтобы не падать от бессилия и в том, чтобы занимать удобное для тел положение. А упираться Сонечке помогала мысль, что это всё-таки насилие, а не её собственное произволение.
– Ты кто? – спросила она устало очередное тело.
– Да вы, девушка, меня не знаете, – ответил он, суетливо дёргаясь сзади, и на её спину попадали капельки его пота. – Как-то в метро я уступил вам место. Вы тогда ещё были в ярко-оранжевом топике.
Кончив, он ушёл. Пришёл другой, с дипломатом. Его Сонечка сразу узнала.
– П**ду не брей, – прошептал он ей на ухо, обтирая об него мокрые рыжие усы. – Я так не люблю.
– Нет, вам так лучше, – смущенно сказал некий молодой человек. – Я ещё тогда, когда вы на меня первый раз посмотрели своим выразительным взором, понял, что вам к лицу будет интимная стрижка. А когда второй раз посмотрели, то твёрдо решил – из бикини она должна немножко выглядывать.
– Я думаю, тебе вообще трусы не нужно носить, – пропищал следующий. – Только одни каблучки.
– А я думал, для чего мне эта хрень, – загоготал ещё один, бесцеремонно вталкивая в Сонечку свой «орган».
– Извини, я потихоньку, – пробасил новый насильник, но изнасиловал так медвежьи-яростно, что после него долго болело всё тело.
– Я вообще-то, сударыня, побаиваюсь молодых, – пыхтел Иосиф Вениаминович. – Но глаза-то, знаете ли, никуда не денешь. Приходится смотреть. У меня однажды, лет пять назад, прямо во время лекции встал. Я думал, инфаркт стукнет. Старый всё-таки уже. Возраст своё берёт. Но юбочку вашу я оценил, оценил, сударыня. Очень она вас стройнит. И попку так, знаете ли, чувственно преподносит.
Потом сзади произошла какая-то возня, пол содрогнулся от множества ног, обутых во что-то громкое и тяжёлое. «Курсанты!» – с ужасом догадалась Сонечка и снова крикнула в окно:
– Папа!!!
Крик, как и в прошлый раз, беспомощно обратился в стон. Но не слабый, а вполне устойчивый и сочный. Даже когда горло из-за отсутствия в лёгких воздуха сжалось, и рот вынужденно закрылся, стон продолжался откуда-то извне. От него сумеречно-голубоватый свет рассеялся, а стены комнаты приобрели вид обоев номера отеля. И сама Сонечка очутилась в своём номере и на своей кровати. Стон же исходил от Юлиной кровати. На ковре перед ней валялись кремовые штаны, тёмная рубашка и белые мужские трусы. Сама Юля неистово извивалась под волосатым турком и стонала. «Ы! ы! ы!» – наваливался он на неё всей своей крепостью, пока, наконец, не затих резко и неожиданно. «I come», – вяло прошептали его уста, а голова сползла вниз и исчезла между Юлиных согнутых в коленях ног.
«You must leave», – со сдавленным смехом ответила она. Он послушно встал, надел свои шмотки и ушёл. Ключ два раза скрипнул в дверном замке, и в комнате воцарилась тишина.
Было раннее утро. Юля блаженно похрапывала. А Сонечка думала о своём новом сне – таком чудовищно и беспредельно странном,