such a… pretty… girl… for the first time… in my life, – волнительно запинаясь, сказал он, и Сонечка поняла, что его слова обращены к ней. – Be my… baby tonight!..
– She doesn’t speak English, – улыбнулась Юля.
– Okay, okay, – вежливый турок схватил приятеля под руку, повлёк за собой, мурлыкая ему что-то по-турецки, и крикнул, находясь уже на некотором удалении:
– Take her with you!
– Что они сказали? Что они хотели? – испуганно затараторила Сонечка.
Юля посмотрела на неё пристально и не очень одобрительно:
– На вечеринку приглашают сегодня. Завтра же отъезд. Пойдёшь?
Слова «завтра отъезд» отозвались в Сонечке приятным огоньком, и из утомительно-отдыхательного пепла потихоньку стала выползать птица феникс труднообъяснимого удовлетворения, так пьянившего в первые дни. Похоже, огонёк разгорелся и в самой Юле. Она выглядела странно возбуждённой всё последнее время, а сегодня вообще казалась преисполненной неудержимой энергии.
– А ты их знаешь?
– Да, в турецкой майке – это Казим. А тот, другой – Хамит. Они работают в отеле.
– Ладно, пошли, – неуверенно согласилась Сонечка.
– I’m such a fool, – мечтательно произнесла Юля куда-то в пустоту и, снова преисполнившись неудержимой энергии, побежала купаться.
Вечером они вдвоём пришли на вечеринку. Гостиничный ресторан, под завязку заполнившийся людьми, непривычно содрогался от мощных басов, эксцентрической цветомузыки, резкости и разнообразности запахов, выкриков ди-джея и человеческого безумия. Казим и Хамит уже ждали их на входе.
– All Russian parties are the best ever, – с вежливой улыбкой сказал первый. – Let’s dance!
Второй промолчал. Только отчего-то не спускал с Сонечки глаз. Сонечке сразу стало не по себе.
– We would drink beer, – ответила Юля и целеустремлённо отправилась к стойке.
Бармен расторопно начислил всем по порции «Эфес Пилснера», и четыре бокала звонко цокнули друг о друга. От этого Сонечка вообще как-то выпала. Пива ей радости не приносило. Музыка не заводила. А Юля стала немного раздражать. Да та и сама неожиданно холодно отстранилась, разговаривая, в основном, с Казимом. Сонечка ничего в этих разговорах не понимала, а подруга эгоистично в их суть не посвящала. После второго «Эфеса Пилснера» Юля, кажется, вообще позабыла о существовании Сонечки, удивительным образом преобразившись из привычно флегматичной особы в бурлящую страстями непослушную девчонку. Она смеялась, кокетничала, жеманничала, по поводу и без повода трогала Казима за плечо и без конца говорила, говорила, говорила. В ней и следа не осталось от первоначальных серьёзности и надёжности, а опыт стал отдавать фрустрационными двусмысленностями.
Сонечка под неусыпающим взором Хамита тоже пыталась быть в теме – кивала головой, стреляла глазками, кричала «у-у-у!» вместе с многоголосным женским визгом, когда ди-джей в очередной раз ставил русскую попсу, но расслабиться и получить удовольствие никак не могла. А потом Юля с Казимом ушли танцевать и не вернулись. И тогда начались настоящие