Я знаю! Не переживайте. Приходите завтра. И… следующего там позовите!
Сонечка, ноготками мизинцев смахнув слёзы, с чувством выполненного долга на сегодня направилась к двери.
– До завтра, Вениамин Иосифович. Спасибо.
– Иосиф Вениаминович. Пока не за что. До завтра, сударыня.
На следующий день Сонечка подготовилась очень тщательно. Во-первых, вложила в зачётку папину «помощь» в виде дивно пахнущего мамиными духами белого конвертика. Во-вторых, надела коротенькую юбочку аспидно-синего цвета, а под неё лёгкий элегантный пиджачок, а под него изумительную деловую сорочку со всякими головоморочками, и в качестве фундамента всем этим делам, а больше стройным дерзким ножкам, извлекла из глубин обувной полочки серьёзные, но изысканные туфельки с высоким острым каблучком.
Но «дерзителем и стройнителем» ножек всё-таки оставалась аспидно-синяя юбочка, еле закрывающая небесно-голубенькие трусики (да, на всякий случай под цвет), но и закрывая, всегда подразумевающая их неаккуратно-невинную близость. А что? Чувственно. Броско. Сексуально. В течение получаса она превратилась в настоящего аспида и хищнически отправилась к маленькому кругленькому добрячку получать зачёт.
Профессор встретил Сонечку весьма благожелательно, и, протянув ей зачётку со своим автографом, сперва невозмутимо удержав папину «помощь» с мамиными духами, благожелательно же отпустил. Так что всё оставшееся время в университете ей оставалось лишь наслаждаться своим успехом. Благо, аспидно-синяя юбочка безотказно действовала на одногруппников мужеского пола, из-за чего наслаждаться было вдвойне приятней. И Сонечка, конечно же, наслаждалась.
А что? Сегодня можно, следующий зачёт только завтра. «Завтра» же казалось отчего-то невероятно далёким. Поэтому, понаслаждавшись в университете, Сонечка решила продолжить наслаждение и в вечернее время в компании Эдика, который был так же безумно рад великолепной аспидно-синей юбочке ввиду неаккуратно-невинной близости трусиков. Сонечка в глубине «трусиковой» души, кажется, тоже была этому рада. Радостная, она заявилась домой несколько за одиннадцать.
– Ну? – оторвавшись от кружки с чаем, спросил папа.
– Поставил что ли… этот твой Ёся? – оторвавшись от кастрюли с супом, спросила мама.
– Поставил, – уже не так радостно ответила Сонечка, потому что «завтра» следующего зачёта отчего-то больше не казалось невероятно далёким.
– Взял? – помешивая чай ложкой, спросил папа.
– А то не взял! Ёся ли не возьмёт? – помешивая суп половником, ответила ему мама.
И они оба потеряли к Сонечке всякий интерес, чем она тут же воспользовалась, исчезнув в своей комнате. Разделавшись с третьей попытки с русской историей, ей, вероятнее всего, теперь необходимо было с благоразумием засесть за русскую же литературу, но… как же надоели все эти «Гоголи-моголи». «Понапишут всяких „Идиотов“, а ты потом учи: „Белинский то, Герцен сё, а главное – Добролюбов!“. Фи, противно!». Ну, если не учить, то хотя бы