придется носить ее». – «Носить ее?» – говорю… И-е-ре-ми-я? О, он хитрец!
Миссис Флинтуинч постлала простыню, потом шерстяное одеяло, потом стеганое одеяло, как будто бы все было уже сказано.
– Ну? – снова сказал Артур.
– Ну? – повторила миссис Флинтуинч. – Что же я могла поделать? Он сказал мне: «Эффри, мы должны обвенчаться, и я тебе объясню почему. Ее здоровье слабеет, нам придется постоянно прислуживать ей в ее комнате, придется постоянно быть при ней, а кроме нас, тут никого не будет. И вообще это приличнее. Она согласна со мной, – говорит он, – поэтому в понедельник утром, в восемь часов, ты можешь надеть шляпку, и мы уладим дело». – Миссис Флинтуинч принялась подтыкать одеяло.
– Ну?
– Ну? – повторила миссис Флинтуинч. – Я то же думаю. Я часто сижу и говорю: «Ну?» Иеремия и говорит мне: «Насчет оглашения я распорядился две недели назад. Два уже было, в воскресенье будет третье; оттого я и назначил понедельник. Она сама поговорит с тобой – ты теперь приготовлена к этому, Эффри». В тот же самый день она заговорила со мной и говорит: «Я знаю, Эффри, что ты выходишь замуж за Флинтуинча. Я рада этому, как и ты сама. Это очень хорошо для тебя и при теперешних обстоятельствах весьма кстати для меня. Он разумный человек, и надежный человек, и настойчивый человек, и благочестивый человек». Что же я могла сказать, когда уж до этого дошло. Да если бы… если бы они хотели удавить меня, а не обвенчать, – миссис Флинтуинч с большим трудом подбирала подходящие выражения, – и тогда бы я не могла сказать ни словечка против двух таких хитрецов.
– По правде сказать, я верю этому.
– Верьте, Артур, что это правда.
– Эффри, что это за девочка была сейчас в комнате моей матери?
– Девочка? – спросила миссис Флинтуинч довольно резким тоном.
– Ну да, я видел подле вас, в темном углу, какую-то девочку.
– О! Это Крошка Доррит. Это так, ничего особенного; это прихоть… ее прихоть. – Одной из особенностей Эффри Флинтуинч было то, что она никогда не называла миссис Кленнэм по имени. – Но есть и другие девушки, кроме этой. Вы, наверное, забыли свою милую? Наверно, давным-давно забыли.
– Я слишком страдал, когда матушка разлучила нас, чтобы забыть. Я очень хорошо помню ее.
– Завели вы другую?
– Нет.
– Ну так у меня хорошие вести для вас. Она теперь богата и вдова. Вы можете жениться на ней, если хотите.
– А откуда вы знаете это, Эффри?
– Эти умники говорили об этом между собой… Иеремия на лестнице! – И она мгновенно скрылась.
Миссис Флинтуинч вплела последнюю нить в ткань, которую деятельно ткал его ум, возрождая картину забытого детства. Безумие юной любви прокралось и в этот дом, любви, глубоко несчастной в своей безнадежности, словно дом был очарованным замком из сказки.
С неделю назад в Марселе личико молодой девушки, с которой ему жаль было расстаться, произвело на него необычайное впечатление, приобрело над ним какую-то нежную власть вследствие своего сходства, действительного или воображаемого, с тем первым лицом – лучезарным видением