отлучки и встретил у моей матери, миссис Кленнэм, девушку, занимавшуюся шитьем, которую называли «Крошка Доррит». Я заинтересовался ею и желал бы узнать о ней подробнее. Я видел за минуту до того, как обратился к вам, что она прошла в эти ворота.
Старик пристально посмотрел на него.
– Вы моряк, сэр? – спросил он и, по-видимому, был несколько разочарован, когда его собеседник покачал головой. – Нет, не моряк? Я предположил это по вашему загорелому лицу. Вы серьезно говорите?
– Совершенно серьезно, и убедительно прошу вас верить этому.
– Я очень мало знаю мир, сэр, – продолжил старик слабым, дрожащим голосом, – я прохожу по нему, как тень по солнечным часам. Недостойно человека обманывать меня – это было бы слишком легкое дело и слишком ничтожное, нечем было бы и похвастаться. Девушка, о которой вы говорите, дочь моего брата. Мой брат Уильям Доррит, я Фредерик. Вы говорите, что видели ее у вашей матери (я знаю, что ваша мать покровительствует ей), заинтересовались ею и пожелали знать, что она тут делает. Пойдемте, посмотрите.
Он пошел дальше, а Артур последовал за ним.
– Мой брат, – сказал старик, остановившись на лестнице и медленно повернув голову, – провел здесь несколько лет, и мы скрываем от него наши дела за стенами тюрьмы по причинам, о которых я не стану сейчас распространяться. Будьте добры, не говорите ему ничего такого, о чем мы не говорим. Вот. Пойдемте, посмотрите.
Артур последовал за ним по узкому коридору, в конце которого оказалась крепкая дверь, отворявшаяся изнутри. Они вошли в привратницкую – или сторожку, – а затем, через другую дверь с решеткой, во внутренний двор. Когда они проходили мимо тюремщика, старик медленно, неуклюже повернулся к нему, как бы представляя своего спутника. Тюремщик кивнул, и спутник прошел за стариком беспрепятственно.
Ночь была темная, лампы на дворе и свечи, мелькавшие в окнах за старыми занавесками, не делали ее светлее. Большая часть арестантов были внутри, лишь немногие оставались на дворе. Старик свернул направо и, войдя в третью или четвертую дверь, стал подниматься по лестнице.
– Здесь темновато, сэр, – сказал он, – но идите смело, вы ни на что не наткнетесь.
Он на минуту остановился перед дверью на втором этаже. Как только он отворил ее, посетитель увидел Крошку Доррит, и для него сразу стало ясно, почему она всегда старалась обедать в одиночестве.
Она принесла свой обед домой и разогревала его в камине для отца, который в поношенном сером халате и черной шапочке сидел за столом в ожидании ужина. Перед ним на чистой скатерти лежали ножик, вилка и ложка, стояли солонка, перечница, стакан и оловянная кружка с пивом. Была тут и скляночка с кайенским перцем и немного пикулей на блюдечке.
Она вздрогнула, густо покраснела, потом побледнела. Посетитель скорее взглядом, чем легким движением руки, старался дать ей понять, что она может успокоиться и положиться на него.
– Этот господин, – сказал дядя, – мистер Кленнэм, сын друга Эми, встретился со мной на улице. Ему хотелось засвидетельствовать тебе