к цели – одному из каменных зданий на другом конце города. Всю дорогу девушка пыталась справиться с обуревающей паникой, успокоиться и взять себя в руки, иначе с таким тремором и начать операцию не выйдет, не то что сделать хоть что-то правильно.
Операцию. Господи, она в самом деле собиралась оперировать живого человека. Одна! А ведь даже не помнит, положила ли набор инструментов, подаренный отцом, ещё когда у дочери открылся дар и стало понятно, что та хочет пойти по стопам родителя. Хорошие инструменты, замечательные инструменты, дорогие, качественные, которые она никогда не брала в руки. Отец дарил их будущему талантливому хирургу…
А материалы-то у неё есть? Шовный точно был, а остальное? Чем кость скреплять?!
Бересклет уже рысью взлетала на высокое крыльцо, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, когда в голову пришла мысль, что можно было попросить кого-то довезти их, тем более телеги попадались. Но что уж, хороша ложка к обеду!
У тяжёлой рассохшейся двери курил дрянные, едкие папиросы хмурый сутулый мужик высокого роста, нескладный, весь чёрный, помятый и обносившийся. Антонина бы и внимания на него не обратила, если бы не засаленный белый халат.
– Вы фельдшер? – спросила, хмурясь.
– Ну, – буркнул тот.
– А где пациент? И почему вы здесь?!
Возникло жуткое подозрение, что мальчик умер, пока его мать бегала за Антониной. Но больше испугало не оно, а робкая надежда именно на такой исход: тогда бы не пришлось ничего решать. Испугала, а потом – разозлила, потому что отступать перед трудностями Бересклет не привыкла.
– Да там. – Фельдшер махнул рукой.
– А вы почему тут?
– Так эта припадошная велела не трогать. – Он дёрнул плечом.
– И что, вы даже кровь не остановили?! – возмутилась Антонина. Злость её от этого открытия распухла и начала потихоньку выдавливать страх, только девушка уже не обратила на это внимания.
– Мне чё, больше всех надо? – скривился он. – Сказали не лезть.
– Ах, вы всегда делаете то, что вам сказали? Тогда бегом марш мыть руки! Будете мне ассистировать!
– Чёй-та? Вот мне ещё девка какая-то указывать станет! – выцедил он и выпустил клуб вонючего дыма Антонине в лицо.
Та отшатнулась, уловила гаденькую ухмылку и в первый момент задохнулась от негодования и обиды. Глубоко вдохнула, благо дым уже рассеялся на ветру, вознамерилась выдать гневную тираду о долге и обязательствах… А потом споткнулась о всё ту же ухмылку и презрительный взгляд и осеклась.
– Что ж, воля ваша, – коротко бросила она. – Авдотья, покажите, где вы сына оставили?
– Но как же… – пробормотала та. Обе женщины неловко переминались с ноги на ногу и в спор не лезли.
Это неприятно царапнуло. Мать так отчаянно бросилась спасать своего сына, а против подобного равнодушия – и слова не сказала.
– А с ним пусть Березин разбирается, – бросила