погибли при загадочных обстоятельствах.
В этих условиях полного политического одичания народа, утраты веры в свое собственное государство появление на посту премьер-министра субтильного, спортивного телосложения бывшего полковника КГБ для многих было глотком свободного воздуха. Если бы в конце восьмидесятых, в эпоху лютой ненависти к КГБ и КПСС, какой-нибудь человек позволил бы себе заявить, что через десять лет страной будет управлять человек из КГБ, то его в лучшем случае посчитали бы сумасшедшим, а в худшем могли подвергнуть и суду Линча. Но в девяностые, после жутких потрясений реформ Гайдара и Чубайса, это уже не воспринималось как худшее из зол.
На фоне бессвязного алкогольного лепета Ельцина хлесткие фразы бывшего сотрудника КГБ у многих вызывали одобрение, и даже уголовный привкус этих выражений («мочить в сортире») не воспринимался как нечто, не подобающее руководителю государства.
Уставшие от уголовного беспредела люди мечтали о сильной руке, и вот эта сильная рука появилась. Потихоньку начали закручивать гайки, при этом так искусно, что это не сразу и заметили.
Первым звонком в нашем городе стало закрытие газеты «Уездный город N».
Вместо прежнего мэра был назначен новый, как в народе шутили, «наш провинциальный Наполеон»: маленький, толстый, пузатый. И по случайному ли стечению обстоятельств или же во исполнение наметившейся тенденции новой кадровой политики центральных властей наш новый мэр тоже оказался человеком из органов. И он с лихостью принялся чистить запущенные авгиевы конюшни своих предшественников. Поначалу он загнал в угол излишне ретивых журналистов.
Помнится, один бойкий журналист в нашей районной газете «Уездный город N» написал статью, в которой сравнил нового премьер-министра, которому выпало руководить второй чеченской кампанией, с византийским императором Василием Вторым Болгаробойцей. «Византийского императора Василия Второго, – написал он в своей статье, – за то, что он ослепил десять тысяч пленных болгар, историки прозвали Болгаробойцей. Может быть, спустя десятилетия и нашего нынешнего премьера назовут Владимир Чеченобойца».
Газету вскоре закрыли, а журналист исчез – рассказывали, что уехал в Москву. Этот месседж нашего нового городского главы очень быстро дошел до журналистов. Журналисты оказались людьми сообразительными, и никто из них больше не позволял себе подобных вольностей. Не зря ведь в девяностые в шутку говорили, что журналист – одна из древнейших профессий, точнее, самая древняя.
С приходом новой власти там, в центре, и с изменениями во властных структурах здесь, на местах, стали потихоньку закручиваться гайки. Вслед за газетой «Уездный город N» закрылось несколько левацких и националистических газет, а затем взялись непосредственно и за самих националистов. Поначалу это коснулось радикальных националистов из числа шапсугов, потом баркашовцев и местных филиалов Русского национального единства, чуть