на берегах Ла-Манша, дорогой Мишель, и обокрали меня не бедуины, а местные воры. Прости мне путаницу, вызванную моей привычкой к странствиям. После столь досадного происшествия я не решалась встретиться с тобой: ведь я знала, как ты живешь; мне было стыдно, а вдобавок я боялась тебя огорчить. Поэтому я скиталась по воле случая, останавливаясь там, где меня мог ждать милосердный прием, и стараясь держаться поближе к тем краям, где я могла что-нибудь услышать о тебе. Мне не замедлили сообщить, что ты лишился последних источников заработка и тебе даже не на что справить себе новое платье ко дню святого Михаила. Фея Хлебных Крошек слишком бедна, чтобы ссудить тебя деньгами, однако я повсюду пыталась разузнать, как бы помочь твоему горю, и мне тем больше хотелось добиться успеха в этом деле, что до меня дошли слухи о твоем намерении заняться каботажным промыслом, который, хоть и не является делом бесчестным, привил бы тебе привычки, несовместимые с твоим образованием и твоими нравами. Итак, мне захотелось поскорее сообщить тебе, что в тех краях, откуда я возвращаюсь, замыслено множество превосходных предприятий во славу Нормандии, для которых потребны работники смышленые и проворные, а именно: восстановление дома Дюгеклена в Понторсоне, приведение в порядок дома Малерба в Кане, укрепление дома Корнеля в Руане, который грозит рухнуть на Сорочью улицу и загромоздить ее своими обломками, а быть может, и установление в Гавре памятника твоему любимцу Бернардену. С еще большими основаниями я могу заверить тебя, что в Дьеппе каждый день фрахтуют, чинят и чистят множество кораблей и что, благодарение Богу, я нашла для тебя довольно работы на побережье и могу поручиться: без дела ты не останешься. Именно потребность сообщить тебе все это и привела меня сюда, на песчаную равнину возле горы Сен-Мишель, откуда я собиралась направиться в Гранвиль и где, благодарение Господу, ты спас меня и, что несравненно лучше, дитя мое, подарил мне надежду на восхитительное будущее, – надежду, которая заставит меня дорожить жизнью еще сильнее.
Пока Фея Хлебных Крошек говорила все это, а говорила она хотя и очень быстро, но очень долго, я смог собраться с мыслями, не переставая, однако, следить за ее сообщениями и наставлениями.
– Благодарю вас, добрая моя Фея, – отвечал я ей, – за все ваши хлопоты, столь же драгоценные для меня, сколь и полезные; однако я вижу, что, рассуждая о моих невзгодах, мы совсем позабыли о ваших, ибо я помню, как страстно мечтали вы возвратиться в ваш прелестный домик в Гриноке, и понимаю, как сильно должна была опечалить вас невозможность исполнить это желание. Раз я могу зарабатывать на жизнь, занимаясь работой, которую люблю, и мне нет нужды испытывать судьбу в каботажном плавании, которым я собирался заняться лишь за неимением занятия, более отвечающего моим вкусам и способностям, разойдемся каждый в свою сторону, туда, куда влекут нас наши привязанности. Вот, – продолжал я, доставая мои десять двойных луидоров, – вот двадцать луидоров, которые я хотел вложить в ненадежное морское предприятие; с их помощью вы на сей раз