насилие. И даже в современных западных обществах, где присутствует культурная социализация, направленная против насилия, вы можете оказаться в рядах публики, наблюдающей и поощряющей серьезную жестокость и нанесение вреда (об этом подробно пойдет речь в главе 6). Но те же самые люди, которые с энтузиазмом относятся к насилию в качестве зрителей, ведут себя чрезвычайно сдержанно, оказываясь в конфронтации лицом к лицу со своими противниками.
В таком случае не имеем ли мы дело с первозданной неприязнью к убийству? Согласно этой гипотезе, антипатия к убийству себе подобных заложена в человеке генетически. Этот запрет не настолько силен, чтобы его не могли преодолеть другие мощные социальные силы, но если убийство все же происходит, люди испытывают дурные ощущения, а их дискомфорт проявляется в различных физических и психологических симптомах. Как утверждает Гроссман, солдаты, которых приучили убивать, платят за это персональную цену в виде боевого стресса и нервных срывов [Grossman 1995].
Однако эта линия аргументации заходит слишком далеко. В итоге люди действительно убивают и наносят ранения друг другу в различных ситуациях, которые можно в точности идентифицировать. А эти социальные механизмы нередко оправдывают убийство в глазах тех, кто в нем участвует, благодаря чему они не ощущают никаких невротических последствий. В последующих главах мы рассмотрим некоторые подобные структуры, при помощи которых убийство и нанесение ранений другим морально нейтрализуются или даже получают моральное одобрение. В фильме «Мертвые птицы» одно из племен устраивает празднование после убийства неприятеля, а среди выражаемых его участниками чувств мы наблюдаем не вину, а радость и энтузиазм.
Конфронтационная напряженность возникает в любых ситуациях, связанных с потенциальным насилием. Это не просто страх совершить убийство, поскольку напряженность наблюдается и в тех случаях, когда нападающие намереваются просто кого-то избить, а фактически и даже когда они лишь угрожают затеять гневный спор. Угрожать кому-либо убийством или противостоять кому-то, кто угрожает убийством или нанесением серьезных увечий вам, – все это лишь отдельные составляющие более масштабного феномена конфронтационной напряженности. Способность людей совершать насилие над себе подобными зависит не только от присутствующих на заднем плане социального давления и поддержки, которые вталкивают нас в эту ситуацию и обеспечат вознаграждение после ее преодоления, но и от социальных характеристик самой конфронтации. Как демонстрирует Гроссман [Grossman 1995: 97–110], степень готовности стрелять в противника зависит от физической дистанции до этого человека. Пилоты бомбардировщиков, операторы баллистических ракет большой дальности и артиллеристы достигают самых высоких показателей ведения огня и обладают максимальной готовностью убивать противника, ведь мишень для них наиболее обезличена, даже несмотря на то что эти лица вполне могут отчетливо осознавать человеческие