шорох по снежному насту. И новый взрыв ярости гневной пурги. Слышно как где-то, словно по хрупкому стеклу, стучат молоточки. Они все явственней, все громче. Раз нет сигнала фарами, значит, тягач Заранского не прошел, не одолел высоту. Нарочито спокоен баритон «уснувшего» Шабалова:
– А я что твердил. Утро вечера мудренее.
И тут же Валька включает двигатель. Теплый воздух будто льется в кузов. По примеру Андрея, перелезшего в салон, Виссарион залезает в спальный мешок, брошенный ему запасливым Валентином. Тепло, прям Крым, да и только. Ребята, устроившись на ночлег, поругивают ненастье, начальника экспедиции, завгара, выпустившего в рейс на зимнюю трассу плохо отремонтированный тягач, ведь им теперь куковать в чужой машине. Кто-то переговаривается.
– Мишка, а Миш? Ну, Мишк!
– Ну, гвозди гну.
– Да ладно тебе. Чего это ты все летаешь? Как ни сезон, так в новой экспедиции, а? Тебе уж никак за тридцать.
– И что из того? Мы питерские такие. Мои родители блокадники. Моя душа не требует покоя, не терпит его. Зато я всю Россию-Матушку повидал. Птице вольной негоже быть в клетке. Хочу в Закавказье махнуть, тогда, может быть, остепенюсь. Не бывал в тех краях.
Голос затих, потом чуть печально продолжил:
– Да, брат-кролик, у меня уже парнишка вырос. Считай, без отца. Я его толком и не тискал, не обнимал. Не видел он ласки отцовской. Меня, как оглашенного, зовет дорога, манит.
– Миха, разве семье одними денежными переводами душу согреешь? Не получится ли, друг, у тебя как в той пословице: привел лошадь ковать, когда кузня сгорела.
– Не каркай, не трави! – осерчал Михаил. – Что ты знаешь обо мне? Тоже мне, следствие ведут знатоки. О том, как я и где жил, почему здесь оказался? Спи, леший.
Потом громко потянулся и продолжил:
– Скорей бы мне начальство вездеход выделило. Соскучился по тягачу, страсть как охота за рычаги.
Ребята похрапывают, к Стражину сон не идет. Размышляет. Правда, что за человек этот Михаил? Скорее он романтик, чем летун. Душа человека – его мысли, совесть, поступки. Видать, парень еще в детстве немало лиха хлебнул, а на жизненном пути повстречал всяких людей – и добрых и ущербных душой. Урвать побольше, поменьше сделать, нещадно обмануть – вот кредо летуна. А этот вкалывает в экспедициях до ряби в глазах, коротает долгие зимние ночи в пропахшей соляркой, дымом кабине или кузове вездехода. Михаил по-своему любит жизнь, семью. Разве в нем не бродят соки земли русской? Наполняя его мозг, тело живительной силой, теплотой в отношениях с товарищами, друзьями. Чем славен россиянин? Никому не понятной его душой? Да никакой ханжа или сволочь перворазрядная не уживется там, где каждый день его ждут испытания. Выдюжит тот, кто честен, для кого честь – не пустое слово, либо стремление любой ценой защитить ее, даже если «мундир» испоганен донельзя, кто никого не оставит в беде и всегда подаст руку помощи. Говорят: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Это и есть психология равнодушия, коренной