Для его Сары уже готовят место в тресте, после нового года женщина экономист уходит на пенсию. Увидишь, туда Сару заберут, лучшей кандидатуры не найдут.
Я знал, что Евгений Яковлевич стратег, но откуда он всё знает обо мне больше, чем я сам. Значит, в поезде остался преданный ему человек, и он ратует за меня, но ничем не может помочь. Затем Евгений Яковлевич поведал мне, что до сего времени Арон Эльевич на пару с Кабельским Михаилом вели реконструкцию Пионер лагеря в Елховке, он через день ездил туда. Бог с ними подумал я, за то мне работать не мешали. Михаил числится, как и ты, прорабом, за ним закреплён большой Бытовой корпус рядом с тобой в вагонном депо. Туда они приезжают раз в месяц на машине вместе с Ароном Эльевичем, а работы там ведёт, пропавший когда-то с деньгами рабочих поезда, Зинин Александр Константинович. Не заметно за разговорами пролетело время в баре. Мы вышли на улицу, холодный осенний дождь хлестал нам в лицо, это ветер принёс тучу с противоположного берега Волги. Я поймал такси и доставил захмелевшего Евгения Яковлевича домой. Только сейчас закончилось его опальное изгнание в Уфу, и он отвел со мной свою душу.
Я догадался, что тогда на 44-х квартирном доме, Арон Эльевич настроил против главного инженера треста, своего друга Грабого Эдвин Генриховича и тот изгнал его в Уфу. Для Арона Эльевича, тогда было нежелательным нахождение Мариненко в Куйбышеве. Тогда он проворачивал делишки, по своему далеко идущему плану. Сначала с Ройтуром Александром Ефимовичем потом с Романом. Ведь он тогда должен был строить гаражи для шишек города из дешевых забракованных плит перекрытия. Но жизнь в этот раз повернулось не той стороной к Великому Комбинатору и ему пришлось пожертвовать квартирой из фонда поезда. Размышлял я об этом всю дорогу до дома, после того, как сел в автобус, идущий к нам через Кряж с Площади Революции. Мне ближе было от дома Мариненко добраться на автобусную остановку, чем на электричку. Моё плохое настроение заметила жена, когда я пришёл домой. Сынишка уже спал.
Я отдал жене свою премию, и она забыла о моём настроении, добавила денег из своей кубышки, и сразу после праздников мы купили хороший, по тем временам стол и четыре стула на кухню. Стол, подаренный мне профкомом, мы отвезли с Капраловым Андреем в бытовку женщин. В этот день я узнал от Голубя Сергей Сергеевича, что в больнице умерла моя главная на то время помощница Самойлова Наталья Павловна. Она бала добрая, красивая женщина, ей было всего тридцать три года, жить да жить, а тут такое. На похоронах люди плакали, а одна старушка на кладбище в чёрном платке сквозь слёзы произнесла, глядя на распухшее от слёз лицо девочки подростка:
– Не плачь внученька, твоей маме было всего тридцать три года, это возраст Христа, знать на небе она больше Господу Богу понадобилась. Наверное, там тоже не хватает хороших людей. Значит я не такая, коль её взяли раньше меня. Не плачь, пока я жива тебя в обиду не дам, там гляди подрастёшь, взрослой станешь, и Бог тебя на хорошую дорогу направит к добрым