не слыхал.
Тут он внимательно посмотрел на Шурку.
– И я ничего такого не слышал, – кивнул тот.
– Вор и есть, – стояла на своём Фёкла Фенециановна. – Ежели б сами Шелгуновы приехали да ему ревизию учинили, то давно бы он у вас, Симеон Романович, в кутузке сиживал. Небось, сам лес распродал, а теперь на крестьян напраслину возводит.
– Дык, – крякнул исправник, – оттого и еду без провожатых, ибо здаётся мне, что мужики тут ни при чём. Да ведь не пойман – не вор. И вы бы, Фёкла Фенециановна, поостереглись подобное заявлять. А то ведь злых языков хватает. Чего доброго, самих к суду за бездоказательные словеса притянут.
– Так это я токмо вам, по-свойски, – улыбнулась кокетливо Переверзева. – Чай не один год с моим мужем щи солдатские хлебали да в штыки на турецкие редуты хаживали.
– Было дело, – подкрутил ус исправник. – Но и ныне мы с ним в одной упряжке. Ну-с, передавайте супругу поклон от меня. А я далее поспешу – дорога не близкая.
И он тронул лошадь.
– Прощайте! – крикнула вдогонку помещица. – Да заезжайте к нам на обратном пути!
Соляная статуя
– Что это Симеон Романович про упряжку говорил? – спросил Шурка, когда полицейский скрылся за поворотом.
– Ой, князь! – удивлённо посмотрела на него Фёкла Фенециановна. – Нешта запамятовали? Ведь мой Марьян Астафьевич в заседателях числится, а заседатель есть наипервейший помощник исправнику.
– Да и откуда вам знать, – решила она, чуть подумав. – Ведь токмо в прошлом 1785 годе императрица Екатерина Великая жалованной грамотой учредила дворянские собрания в уездах.
Беседуя, они продолжили прогулку и вскоре забрались в самый дальний уголок парка. За невысокой каменной оградой открылся вид на неширокую речушку, которая тихо несла свои воды меж просторных лугов. Чуть в стороне виднелась череда сереньких хат. «Вот, наверное, где Варя живёт», – подумал Шурка и тотчас её увидел. Согнувшись под тяжестью коромысла, девушка шла с вёдрами от реки.
– Слышали, – между тем теребила его за рукав помещица, – что в Рассею прибыл сам граф Калиостро. Оный де похвалялся, что разговаривал с Александром Македонским, Юлием Цезарем, и что собственными глазами видел пожар Рима при императоре Нероне и даже как Христа распинали…
– О, Господи! – перекрестилась тут Переверзева. – Неужто всё это правда?
Захарьев, который не сводил взгляда с удаляющейся девичьей фигурки, только плечами пожал.
– А что об этом в Лондоне сказывают, что в Париже?
– Граф Калиостро? – наморщил лоб Шурка, ещё раз посмотрел в сторону реки и неожиданно вспомнил, что читал об этом итальянском авантюристе в каком-то журнале.
– Да что о нём сказывают, – усмехнулся он, – самый обычный фокусник, циркач.
– Ай-яй! – покачала головой Переверзева. – А ведь говорят, что сей граф одним токмо магическим способом в три раза увеличил золото светлейшему князю Потёмкину[56].
– Всё это