одно из происшествий, когда загорелся крупный дом в Немецкой слободе: «Царь тотчас же явился сам на пожар и лично давал надлежащие распоряжения для прекращения огня, как это его величество делает и всегда в подобных случаях. В Москве есть особая стража, наблюдающая во все часы ночи и поднимающая тревогу немедленно, как только произойдет подобное несчастие».
После пожара истый москвич ехал на Трубную площадь, где находился Лубяной торг, покупал там готовую избушку и лениво возводил ее на прежнем месте. «Относительно зданий, ничто мне не показалось здесь так удивительным, как постройка домов, которые продаются на торгу совершенно готовые, так же как и покои и отдельные комнаты. Дома эти строятся из бревен или древесных стволов, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время», – писал К. де Бруин. Многие церкви первоначально были деревянными. В переулках Остоженки до сих пор стоит церковь Ильи Обыденного, возведенная в давние времена в деревянном варианте всего лишь за один день.
Петру не удастся переломить сложившейся традиции. Дерево будет побеждать кирпич с камнем и в XIX веке. Хотя, казалось бы, под Москвой есть залежи прекрасного мячковского известняка, из блоков которого сложены многие древние соборы XV–XVI веков. Село Мячково лежит ниже столицы на Москве-реке. «Людям чинится великое разоренье, и государству убытки», – прямо говорит один из петровских указов, намекая на деревянное строительство.
Чем объяснить такое рьяное сопротивление каменному строительству? Иван Забелин дает достаточно убедительные доводы: «По-видимому, каменные здания представлялись москвичам чем-то вроде тюрем. Доморощенные строители, недалекие в познаниях и опытности по этой части, сооружали толстые стены, тяжелые своды, иногда с железными связями, и такое помещение походило больше на тюрьму или на погреб, чем на жилье. Поэтому москвичи если и строили подобные палаты, то с одною только целью – чтобы на каменном основании выстроить более высокие деревянные хоромы, употребляя это основание, как подклетный этаж, для разных служебных помещений своего хозяйства». Действительно, большинство московских палат XVII века с виду кажутся олицетворением поговорки «Мой дом – моя крепость», но полезной площади внутри оказывается не так уж и много.
Иржи Давид приводит довольно подробное описание московского жилья той поры: «Строения в основном деревянные, просторные, у некоторых два бревенчатых перекрытия, у некоторых только одно, окружены изгородью, или, как они говорят, забором… Из-за такой обширности строений неизбежно получается, что и сам город раскинулся так широко. Дома бояр и других чиновников очень чистые, но избы прислуги и простонародья полны дыма, ибо они имеют не камины, а печи, которые, когда топятся, наполняют всю комнату невыносимым дымом и отсюда называются черные избы».
Внешний вид улиц и пожарная безопасность волновали царя, о чем говорит настоящий вал