не многих женщин, да и мужчин тоже, которые, узнав, что их обманули с жильем, не стали бы швыряться чем попало.
– О-о! Я не выхожу из себя.
– Как вам это удается? Может, поделитесь своим секретом с Лизой?
– Могу предложить йогу. Главное – правильно дышать.
Данте снова повернулся к плите и молча стал очень медленно помешивать соус.
Проклятье, она его совсем не знает. Может, он и жалел, что целовался с ней, но проявлял доброту, хотя совсем не обязан. Не кричал на нее, не вышвырнул вон вместе с котенком, после того как они устроили в кафе такой переполох.
Джели сделала вдох, как предписывает йога.
– Я много плакала, когда умерла мама. У меня возникли проблемы в школе, а сестры расстраивались, потому что ничем не могли помочь. – Она никому об этом не рассказывала, и теперь ее слова звучали тихо и отрывочно. – Я хотела остановиться, но не знала как.
– Сколько вам было лет?
– Восемь. – Оставалось два дня до ее девятого дня рождения.
– Восемь? – Данте резко обернулся. – Madre de Dio.
– У нее был рак. Очень агрессивная форма. Диагноз поставили, когда ей оставалось жить всего несколько недель.
– Non c’e niente che posso dire, – сказал он. И повторил по-английски: – Я не знаю, что сказать.
– Здесь нечего сказать. Никакие слова, даже целое море слез, ничто не может изменить того, что случилось.
– Значит, вы перестали плакать, когда поняли, что это ничего не изменит?
– Данте, мне было восемь лет! – Какое там самообладание.
– Тогда что? Вы были слишком маленькой, чтобы философствовать, но с вами явно что-то произошло.
– Что? О, да. Моя бабушка нашла на чердаке старую черную шляпу. С широкими полями, вязанную крючком. Что-то из шестидесятых. В свое время бабушка была иконой стиля.
– И это помогло?
– Она сказала, если мне станет грустно, я могу спрятаться под ее полями. – Она до сих пор помнит, как впервые надела эту шляпу. И почувствовала, будто гора упала с плеч. – Это был способ показать всем, что я чувствую, без красных глаз и соплей. И всем стало легче жить. Я носила ее, пока не успокоилась.
– А потом?
– Нашла черную шапку в благотворительном магазине. И черное платье. Оно было мне велико, но бабушка помогла его ушить. А когда мне исполнилось двенадцать, я покрасила волосы.
– Позвольте, я угадаю. В черный.
– На самом деле получилось больше похоже на зеленый, но бабушка отвела меня в парикмахерскую, и они покрасили меня, как надо. – Воспоминание о том, когда она увидела себя в зеркале, заставило улыбнуться. – Сестры пришли в ярость.
– Из-за цвета или зависти?
– Из-за того, что бабушка потратила все наши деньги на то, чтобы избавить меня от кошмарной участи идти в школу с зелеными волосами. Они считали, что важнее купить еды.
– Голод имеет тенденцию укрощать нрав. А где был ваш отец? – спросил он, протягивая ей бокал.
– У меня нет отца. Ни у одной из нас нет.
Его брови