блюда. Овсянка и омлет. Выбор?
Она не сразу осознала смысл происходящего. Выбор?! Такого ещё не было.
Девушка чувствовала его взгляд, следящий за ней с лёгким оттенком любопытства. Он наблюдал не за тем, что она выберет, а за тем, как она отреагирует на сам факт выбора.
Внутри неё что—то сжалось. Это была проверка. Ещё одна. Но не та, к которой она привыкла. Не наказание, не ожидание ошибки, не тонкий психологический капкан. Что—то другое.
Лена посмотрела на тарелки, как если бы в них заключалась вся её жизнь. Казалось бы, что может быть проще? Но внутри всё сопротивлялось. Она не знала, как реагировать.
Всё это было абсурдно. Несколько секунд назад она не могла даже подумать, что может повлиять на ход событий. И вдруг – это.
Она чувствовала, как в животе зарождается ледяной комок. Что, если выбор неправильный? Омлет или овсянка?
Она заставила себя подумать о еде, как если бы это действительно было важно. Что ей сейчас нужно? Лёгкость? Или что—то более сытное?
Она потянулась к тарелке с овсянкой.
Леонид усмехнулся.
– Полезный выбор, – сказал он, снова беря чашку кофе.
Его голос был абсолютно равнодушным, но она знала, что в этой игре не бывает мелочей, каждая деталь, каждое действие, даже возможность выбора, было частью более крупного механизма контроля. Ей позволили выбрать, а это означало, что она делает что—то правильно, даже если до конца не понимала, что именно.
Лена опустила глаза и начала есть. Вкус не имел значения. Главное – ощущение, что утро прошло без напряжённого молчания, без ледяного ожидания ошибки.
Она заметила, как легко стало дышать, будто что—то внутри неё расслабилось, позволив на мгновение почувствовать себя иначе.
Если угадывать его правила и двигаться в нужном ритме, жизнь становится менее невыносимой, будто боль перестаёт быть наказанием, а превращается в предсказуемую закономерность.
Раньше она думала, что контроль сводится лишь к запретам, но теперь понимала, что он может проявляться иначе – не в резких словах и не в приказах, а в одном коротком жесте, дающем иллюзию выбора.
Этот выбор не изменил реальности, но заставил её ощутить, как тонко переплетены власть и подчинение, как они сливаются в одно целое.
День тянулся медленно, словно густой, вязкий туман, в котором исчезало всякое ощущение времени. Лена двигалась по дому бесшумно. Её шаги не оставляли следов, её присутствие было приглушённым, растворённым в обстановке. Она следовала за неуловимым ритмом, который задавал не слова, не распоряжения, а сама атмосфера, пропитанная напряжённым ожиданием.
Леонид был в хорошем настроении. Она чувствовала это не потому, что он улыбался или проявлял доброжелательность – он не делал ни того, ни другого, – а потому, что в его движениях была какая—то расслабленная уверенность, в голосе – ленивый, почти играющий оттенок. Такой голос мог обмануть, создать иллюзию лёгкости, но Лена знала: за ним всегда что—то скрывается.
Он задал первый вопрос, когда она наклонялась, поднимая