столько раз подымался… и столько козлят доверчивых загубил. Так что сумеешь. Главное, сопли подобрать.
И…
Раз.
Встать. Удержаться. Сердце в груди зашлось, прямо чувствую, что времени нет и у меня, что оно сорвётся, оно не готово к таким подвигам.
Плевать.
Надо…
Я по-прежнему цепляюсь за кровать и второй рукой уже тянусь. К глазам тянусь… глазам мертвеца, потому что именно в этот момент женщина и уходит. Я вижу, как над головой её собирается полупрозрачная тень, не жуткая, как те, из прошлого мира, но мерцающая.
Полупрозрачная.
Душа?
И зеркала глаз бледнеют, подёргиваются дымкой.
Нет… мне надо.
Я успеваю коснуться их, и острая игла пробивает кожу, от руки и до груди, и потом дальше, под лопатку. Запах становится едким, и я задыхаюсь от него. А ещё от невозможности дышать. Просто взять и сделать…
Вдох?
Как сделать вдох, когда воздух заперли.
Закрыли.
И кажется, я доигрался… призрачная тень растворяется, а я падаю… падаю, мать вашу. В никуда.
А кто виноват так и не выяснил.
Глава 3
«Плеве убит, радостно вздохнет каждый обитатель обширной Руси, услыхав благую весть. Наказан вешатель! Убит убийца рабочих! Убит жестокий представитель кровожадного самодержавия! Плеве нет. Отрублена у гидры одна голова, но есть еще девяносто девять… Плеве убит, но система жива… Ничего с убийством Плеве не изменилось. И не изменится. Потому что самодержавный порядок не убит и убить его отдельными террористическими актами нельзя. Революция, восстание народа, восстание рабочих масс – только это одно в силах снести самодержавие…»[2]
Дышать тяжело.
Но можно.
Вдох.
Выдох.
Запахи… другие запахи. И выходит, что получилось? Я не в больнице, а… где? Савка? Савка тут? Тут. Его присутствие ощущается более чем ясно, как и недовольство, причина которого мне не понятно. Или это он из-за твари?
Ну да, жуткая была, но мы её одолели.
– И что прикажешь дальше делать? – голос Еремея тих, но недовольство в нём таково, что поёжиться тянет. – Мальчишка того и гляди отойдёт.
– Авось и не отойдёт, – а вот Михаил Иванович весьма даже доволен.
Тварюга он.
Что там сестрица про несчастных козлят говорила? Вот, чую, что у Михаила Ивановича на совести не одно стадо имеется.
– А если нет?
– На всё воля Божья.
Готов поклясться, что этот урод и перекрестился самым благочестивейшим образом.
– Зато выглядит всё более чем достоверно. Зорька оказалась проклятой тварью, которая напала на мальчишек…
Главное же ж ни слова неправды.
– …и несчастным крепко досталось, в чём любой может убедиться собственными, так сказать, глазами. Заодно и мне есть повод задержаться. Расследование учинить надобно, выяснить, когда произошло заражение, сколько на счету сумеречника пострадавших…
– А то ты не знаешь.
Еремей