– череп едва не хрустит, другая сжимает скулы, в двух болезненных точках, чуть ниже уха. Когда надавишь случайно, щеку подперев – появляется эта самая боль в сведенном подбородке и кислота во рту.
Меж лап – сосредоточенная ангельская физиономия. Запах пота, свисающие растрепанные косы. Оскалился, даже кончик языка высунул между зубами. Погружен в процесс и уверен в результатах. Знает, то есть, что делает.
И все предвидел. Что будут дергаться, вырываться. Сидел на ней, плотно обхватив ногами бока. Очень сильный и тяжелый. Руки притиснул к туловищу. Не двинешься. И болит все, как в клещах.
Вместо ругани получалось мычанье. И сознание вернулось, прояснилось вполне. Возмущенье и злость, они, как раз – последствия включения мозгов. Пока не работают – страх… Такого утробного ужаса, как здесь, когда уже само тело паникует, трясется, рвется куда-то нелепо – не доводилось испытывать. Просто не хозяин уже этому напуганному зверю.
Что очнулись и злятся, ангел мигом просек. Хватку ослабил, откинулся назад, но не слез. Сделал странный жест. Встряхнул руки, будто хотел, чтобы сошла вода или грязь. Пас был из целительского, или даже, врачебного обихода.
– Извини, думал ты сильная, – он сделал неопределенный жест у головы, – держишься, самоуверенно.
Ребра болели невыносимо. Тяжелый, сволочь. Странно тяжелый для такого сложения. К тому же, вставать не собирался. Наклонился, провел рукой по волосам. Приблизился. На лице, застывшем каменной маской выражение сумасшедшее. Глаза распахнуты, ноздри дрожат. Черт его знает, то ли принюхивается, то ли в горло сейчас вцепится. Она отвернулась, дернулась изо всех сил и простонала:
– Да слезь ты уже! Больно!
Он легко поднялся. Будучи крупным человеком, Сар был на редкость ловок в движениях. Мягок и быстр, как ртуть.
Руки занемели совсем. На боках, должно быть, уже наливались синяки. Вид будет веселенький через пару дней. Что врать-то? Соседям… Какие соседи?
Действиям ангела она не удивлялась. Вот, другой это сделай – и ругаться, и драться бы полезла. Но в ангеле было странно все. Какой диагноз непонятно, но видно – не здоров человек. Однако реакцию на ее поведение проявил вполне стандартную. Производила она впечатление этакого самоуглубленного флегматика, и никто не беспокоился насчет неожиданных взбрыков.
– Ты, должно быть, разочарован?
Сар отмахнулся:
– Сейчас тут веселье начнется… Мало не покажется!
У него был вид собаки, взявшей след. Глаза стеклянные, ноздри дрожат. Сеттер в стойке. Даже руку к груди подтянул, чтобы уж совсем один в один. Наконец отвлекся, мотнул головой и бросил:
– Шевели концами, вставай!
Видя, что не спешат, схватил за шиворот и поднял рывком.
– Кому говорю! Хворост собирай и в яму вали! – иконописный лик отлился в совершенно собачий, под усом блеснул клык. Не подчинись – верно заработала бы оплеуху. Испугаться не успела. Мигом отнесло на десяток шагов. Тело, оно свое дело знало....
Но собранный в суматохе хворост в руках не удержался.