не верю. Мне хочется обхватить ладонями ее лицо и смотреть в глаза, пытаться все рассказать взглядом, а не словами, потому что говорить о чувствах не умею. Не учили.
Какое-то время Марьяна молчит, крутит кружку. Я кладу свою руку ей на коленку, она вздрагивает и скидывает ее. Возвращаю вновь, опять скидывает. Какое-то время я забавляюсь этой борьбой, а она злится, чувствуется по частому дыханию, по громкому сопению.
– Послушай, Герман, – не выдерживает, поворачивается ко мне всем корпусом. Свет с веранды освещает ее лицо, и вижу, как подрагивают ресницы, как дергаются губы.
– Внимательно слушаю.
– Я не знаю, на что ты рассчитывал, приезжая сюда, но должен был понимать: как прежде между нами не может ничего быть. Наши жизни разошлись в разные стороны. Я вообще… – прикусывает губу, хмурится, а вместе с ней хмурюсь я. – Ближе к делу, я замужем. Счастливо и благополучно. У меня чудесная дочка, которой я желаю спокойного детства, и это место самое лучшее для нее на данный момент…
– Ты лжешь, Марьяна.
– В чем? – недоуменно смотрит на меня, я склоняю голову набок.
– Ты говоришь о муже, при этом ночью сидишь на крыльце одна. Будь ты со мной, тебя бы бессонница не мучила.
– Будь я с тобой, я бы просыпалась каждые полчаса в страхе за свою жизнь и жизнь моей дочери. Извини, уж лучше я буду мучиться бессонницей, не тревожа сон мужа, чем каждый раз вздрагивать от любого шороха.
– Я завязал.
– Поздравляю. Поверь, жизнь в законе есть.
– Не ерничай.
– Даже не начинаю.
– Но ведь нам было вместе хорошо.
– Ключевое слово «было», – усмехается, я сжимаю зубы, разглядывая ее профиль.
Она опять смотрит перед собой, а я ловлю себя на том, что в прошлом так долго на нее не смотрел в разговоре. Свидетелем моих нежных взглядов, трепета в груди, прикосновений к спящей Марьяны был рассвет. Я позволял себе быть слабым, когда никто меня не видел. Позволял любви, которая теснилась у меня в груди, выплескиваться в одиночестве. Как только Марьяна открывала глаза, приходилось натягивать на себя маску отчужденности, пренебрежительности, ублюдочности.
– Ты любишь своего мужа? – рассмеялся, если бы знал, что буду спрашивать бывшую подружку о том, какие у нее чувства к супругу. Сейчас вместо смеха испытываю физическую боль от ожидания ответа.
– Уже поздно, а завтра мне нужно будет вставать в шесть, – поднимается, тоже поднимаюсь и притрагиваюсь к ее локтю. В подушечках пальцах возникает давно забытое покалывание и тепло. Марьяна вскидывает на меня глаза. Наверное, испытывает тоже самое, что и я. Хочется в это верить.
– Ты не ответила, – замечаю, как ее губы трогает еле заметная улыбка, пожимает плечами.
– Ты тоже не всегда отвечал на мои вопросы, Герман. Мне действительно пора идти спать, а ты гуляй себе на здоровье, только за пределы ранчо не выходи. Поговаривают, что в округе порой бродят койоты. Хотя… – иронично смеется. – Вы вроде из одной стаи, хищники.
– Марьян… – я не хочу, чтобы она уходила.