набором. Спустя пять минут он вышел в колпаке и бороде Деда Мороза и лично раздал всем подарки. Больше Деда Мороза и Снегурку на вечере никто не видел.
Еще через пару тостов «за дам» тостуемые резко, прямо на глазах, похорошели. Соседка слева, ранее ничем не примечательная дама, лет тридцати – сорока, с наспех нанесенным макияжем а-ля «Оцеола, вождь семинолов» на решительном лице и в платье, напоминающем френч Иосифа Виссарионовича, вдруг стала роскошной, как Софи Лорен, и сексуальной, как Шэрон Стоун.
Заметив мой интерес к своей особе, она расстегнула верхние пуговицы на лопающейся на груди блузке и жарко, каким-то низким с эротической интонацией голосом прошептала:
– А какой допуск по СНиПу1 на улучшенной штукатурке?
– Один миллиметр на метр, – отскочило у меня от зубов.
– Тогда давай на брудершафт! – сделав логический вывод, предложила она.
Мы выпили, на меня надвинулись бездонные, как Байкал, и такие же широкие глаза Софи, затем широко обведенные обжигающим красным перцем – помадой – губы Шэрон, затем шел спасительный темный провал памяти.
Следующий кадр в фильме «Корпоратив» был в моем подъезде. Я стоял, переминаясь в ожидании, пока мне откроют дверь нашей квартиры. В одной руке я держал ботинки, а через другую были перекинуты, как полотенце официанта, мои штаны. Снизу белели кальсоны, еще ниже чернели носки, контраст белого и черного немного озадачил.
– Надо красное и черное, как у Стендаля, – констатировал кто-то, возможно, я.
Ступни в тонких носках стали примерзать к холодному бетонному полу площадки, на улице было минус двадцать пять, раздраженно еще раз набрал жену.
– Открой, наконец, дверь, – потребовал нетерпеливо.
– Давно уже открыла, ты сам где? – услышал язвительный ответ.
До меня доходит – подъезд не мой. Выхожу на улицу – дом тоже не мой, но двор похож на наш. С трудом поняв по детскому саду в центре двора, где нахожусь, иду в носках и кальсонах, проваливаясь в снег, к своей девятиэтажке, высоко поднимая ботинки в одной руке и брюки, как знамя, в другой. В носках ноги не скользят – замечаю я неожиданный плюс.
На крыльце нашего подъезда меня ждет выскочившая налегке замерзшая жена и случайные прохожие. Жена помогает надеть обувь, принимает штаны, делая большие вопросительные глаза, и молча ведет в подъезд.
Сзади слышится бас:
– Видала, он без штанов и босиком, а она ему ни слова – вот это любовь!
– Ага, любовь, щас заведет домой и там отлюбит, со словами и без слов! – разъяснила басу секрет семейного счастья сопрано.
Ночь проходит бредово, в спазмах желудка и совести, в ежечасном поклонении придиванному тазику.
Сознание возвращается утром вместе с раскалывающейся головой. «И все-таки она вертится», – соглашаюсь с Коперником и падаю на диван, встать не получается.