что я другой?
– И что там делать? Завод закрыли, институт свернули. Последних выпускников не успели трудоустроить! Той же проституцией заниматься? Здесь к нам отношение нормальное, хоть и презрительное. У нас же, если шлюха, то вроде как не человек. Можно избивать, издеваться, насиловать до смерти. Есть такой незатейливый способ самоутверждения у нынешних бандюков и ментов. Так что, нафик-нафик.
– Что же, всё так безрадостно?
– Нет, на самом деле, пока ещё неплохо. Полная жопа потом настанет. Или думаешь, нынешние правители смогут чем-то созидательным заняться? Так и будут всё распродавать да разворовывать.
– В последнее время проклятие какое-то. О чём разговоры не ведутся, всё к политике сворачиваются, – тяжело вздохнул я. – На правах гостя предлагаю собственный тост. За именинницу. Милую, красивую, очаровательную. И хочу пожелать тебе разобраться с глобальными вопросами мироустройства, на которые ты замахиваешься.
Мы выпили, и девушке пришла в голову идея.
– Здесь можно танцевать. Если ты не против, конечно.
– С радостью! Я же не знал, – протянул руку даме и пригласил её на танец.
Мы медленно кружили вдоль стены, за столиками. Мои руки целомудренно лежали на её талии, а моё лицо касалось её волос. И вполне возможно, что сейчас было правильно, чтобы мои руки скользнули чуть ниже, а мои губы нашли её…
Нет, у меня ничего не вышло. Я с удивлением понял, что не испытываю к ней даже сексуального влечения. Одна только мысль, что она проводит время с другими мужчинами… Хорошо, что девушка сама не пыталась проявить инициативу. Даже не знаю, как бы выкручивался, но всё осталось очень сдержанно и пристойно.
– Я ходила в здешнюю церковь, – она неожиданно сменила тему. – Католическая, но бог вроде как тот же. Думала помолиться. Спросить совета или найти ответы. Не знаю, может с атеистами бог не разговаривает…
Странное ощущение, что мы говорим о чём-то большем, чем звучит в словах. Мои познания в религии ограничивались тем, что это опиум для народа и бабкины суеверия. Не убий, не укради, подставь другую щёку и…
– Насколько помню, для бога раскаивающийся грешник ценнее праведника, – этот танец становится всё сложнее.
– Ну, грешница я настоящая. Хочешь сказать, что сначала надо было раскаяться? – в её голосе появилась злость. – И в чём же? Что папе престали давать бесплатные лекарства и купить я их могу лишь таким образом? Это бог наслал на него болезнь, чтобы испытать меня? Он не видит, что творится в моей душе и как я отношусь к тому, чем занимаюсь?
– М-м-м… Извини! Не думал, что… Я вовсе не собирался…
– Это ты извини меня. Не ты всё это устроил. Папа… он конечно же не знает, как я зарабатываю на лекарства. Думаю, он бы предпочел… умереть… если бы узнал. Или прибил бы меня, – девушка выскользнула из моих объятий. – Давай сядем.
Мы вернулись за столик. Как можно поддержать её, старательно уклоняясь от… сближения? И без того ощущал