и натравил на них Изегрима"!
Истинный правитель Аэтернума опять вздохнул. Вот так всегда – кретины, наделенные властью, придумывают какой-то очень хитрый план, а все остальные в итоге должны страдать. С одной стороны, Аэтернум, конечно же, никак не затронут. С другой, у Дилириса нет ни единого шанса выстоять против Волукрима. Уж в чем-чем, а в этом Лорий ни на секунду не сомневался.
Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы не дать Корвусу, ослепленному гневом, а потому заблуждающемуся, распространить свои предрассудки на весь континент. А значит, когда дела у Дилириса пойдут совсем плохо, ему придется вмешаться.
"Кэлиста слишком много на себя взяла. Но разве она могла иначе? Она – тупая дура", – рассуждал чародей. – "Но Амандус, он-то, о чем думал? Нет, что-то здесь нечисто".
В то, что канцлер Дилириса – один из умнейших людей континента – не сумел просчитать последствий своих действий, Генерал попросту отказывался верить. К тому же, недоверия добавлял и характер увечий, нанесенных принцу Таривасу. Лорий прекрасно знал, на что Охотник способен, особенно если его разозлить, и понимал, что ослепление – это не случайность и не ошибка, допущенная, к примеру, из-за нехватки времени. Нет, послание должно было достичь адресата, и неважно, сколько ловчих погибло во время безумной ночной атаки.
Лорий слишком хорошо знал повадки Изегрима, чтобы сомневаться, будто такая мелочь, как гибель собственных людей, остановит этого фанатика.
Но, несмотря ни на что, вмешиваться не хотелось. Корвус не желал войны, в этом не было ни малейшего сомнения. Лорий жаждал ее еще меньше. И все же, все же…
Еще раз вздохнув, Лорий положил перед собой чистый лист, окунул перо в чернила, и начал писать.
Быть может, войны получится избежать, но нужно готовиться к самому худшему. Следует поставить в известность Аматеру…
***
Изегрим брел по пустынной равнине. Тот, чье имя произносили шепотом, жмурясь от ужаса, оказался совсем один. Ни единой живой души не было видно на многие мили вокруг, лишь спекшаяся земля, без намека на растительность, да ветер.
Сперва слабый, с каждый пройденным шагом он крепчал, но Охотник знал – останавливаться нельзя, остановка означает смерть.
Шаг, другой, еще один.
Порыв ветра ударил в лицо, высветив перед глазами белозубую улыбку очаровательной рыжей девушки, держащей на руках малышку, унаследовавшую от матери цвет волос. К ним бежал, весело смеясь, статный шатен, а из-под тени, даруемой ветками дуба, за молодыми людьми наблюдал широкоплечий бородатый здоровяк.
Шаг, другой, еще один.
Ветер крепчал, и в его завываниях послышался отчаянный детский плач, молящий мужской голос и злой, довольный смех.
Изегрим стиснул зубы. Он, к счастью, не присутствовал при тех страшных событиях, но, когда Корвус делился с ним своей памятью, несколько обрывков просочилось через все барьеры, возведенные другом.
Все эти годы Изегрим, видевший лишь малую толику былого кошмара, поражался