воспротивился:
– Я могу вести переговоры! Если кому и идти им навстречу, так это мне. Они не посмеют тронуть царевича Веллоэнса!
Казначей посмотрел на кучера, перевел взгляд на юношу. Мягко произнес:
– Если разбойники узнают о Вашем благородном происхождении, то не преминут взять в плен. Лучше будет уподобиться купцу и его служке. Я похож на торговца – и одеждой… и формами.
Кучер усмехнулся. Да уж, этот мешок сала очень подходит на местного менялу. Ущипнув бороду, с ехидцей проронил:
– Люди пустыни не страшатся власти и не ценят золото. Но они уважают седину на голове. Пойду я. Если убьют – отправится казначей. Но Вы, царевич – в любом случае не говорите много – из рабства или банды вырваться не сложно.
Старика окружила свара галдящих бандитов. Тот стоял недвижно, понимал – резкое движение, косой взгляд – и каменный наконечник стрелы распорет сухую кожу, пробьет ребро и вонзится в сердце. По щеке прокатилась капля, в горле запершило. Кучер высматривал атамана, искал малейшие признаки отличия – драгоценный камень в навершье, роспись на обуви, цепочку или перстень. Все были как один – золотистые накидки, простые добротные луки и кинжалы, остриженные песчаные гелиши.
Как по сигналу дикая круговерть остановилась. На мужчину смотрел один из разбойников. Кучер поднял голову, на лице застыло возмущение:
– Сколько тебе лет, атаман?
Всадник захохотал:
– Шудр осмелился заговорить! Сколько мне лет? Я не умею считать!
– Как же ты делишь добычу среди братьев?
Орава хранила гробовое молчание. Атаман хохотнул:
– Умён старик. Ответь ка на мой вопрос – как ты будешь говорить, когда я отделю голову от тела?
Цулланур, наблюдавший за толпой, шепнул Лавиену:
– Его до сих пор не убили. У нас есть шанс выжить.
Царевич кивнул.
Кучер простер руку в сторону главаря:
– Где твой старший брат?
Разбойник перестал смеяться и опустил саблю. В голосе появилась злоба с примесью испуга:
– Что ты знаешь о моем брате?
Старик пожал плечами:
– Уже знаю, что он есть, а это немало. Старших можно ненавидеть, но уважать их обязаны все.
Свара притихла. Кучер ощущал, как оторопели бандиты, видел, как с силою сжали они оружие. Понизив голос, мужчина продолжил:
– У тебя есть и отец. У каждого из нас он есть. Я не видел своего, но оказываю честь давшему мне жизнь. И что вижу? Дети пустыни, известные своим почитанием традиций, смеются над человеком, который годится им в отцы?
В воздухе копилось напряжение. Цулланур выудил из кармана шёлковый платок, отёр заливавший глаза едкий пот. Лавьен дышал тихо, краем глаза наблюдая за кучером и головорезами. Старик стоит прямо, смотрит на одного из бандитов, скорее всего, главаря. В шайке никто не восклицает, не скачет – все застыли в нерешительности. От камней веет жаром, воздух маревеет.
Вдалеке