фото и посылаю в семейный чат, ожидая шквал сообщений с наставлениями, комплиментами и предостережениями.
Расти в кавказской семье – это самое прискорбное приключение юности. До совершеннолетия братья считали своим долгом отравлять мою жизнь, отгоняя всех парней. А на восемнадцатый день рождения приволокли свататься соседского мальчишку. Разумеется, после моего ответа случился страшный скандал. Старший брат кричал громче всех. Ибрагим так покраснел, что его редкие усики стали казаться гуще. Мама носилась по кухне, размахивая полотенцем, тетя Сусанна вцепилась в мое плечо, причитая и охая. А я молча сидела в желтом праздничном колпачке, глядя на остывший хинкал. Единственный, кто излучал спокойствие, – буба. Он выключил звук у телевизора и громко отхлебнул чай из большой кружки.
– Нура, ты больно самостоятельная стала, да? – продолжал Ибрагим.
– Ты человека хорошего прогнала зачем? Козочка, он ведь порядочный парень, семья хорошая, жили бы рядышком с нами. Давай вернем! Присмотрись, да, еще раз, – тетя ослабила хватку.
– Нет.
– Йа Аллах. Коза упрямая! Что ты там ищешь? Москва – не Россия. Ты там ничего не найдешь. Тут все знакомо, родители рядом, дом есть, еда. Что тебе надо еще?
– Тетя, вы не знали? Нура – звезда, журналистка, ведущая… – Ибрагим махнул рукой прямо перед моим носом. – Двух слов связать не можешь! Дома сиди. Не позорься и нас не позорь, ахмакъ.
В тот момент у меня так чудовищно свело скулы и запищало в ушах, что я даже взгляд поднять не могла. Бубашка поставил передо мной блюдце с толстым куском хлеба, щедро политым кизиловым вареньем. Я одним движением запихнула бутерброд в рот, чудом не подавившись.
Буба прочистил горло, отодвинул кружку и положил обе руки на стол. Все тут же замолчали. Тетя наконец-то отпустила мое плечо, но я побоялась прикасаться к зудящей коже.
– Я сейчас слышал, как один мальчишка сестру дурой назвал, – дедушка улыбнулся побледневшему Ибрагиму, который теперь стыдливо изучал узор на старом ковре. – Раз уж так случилось, что я единственный мужчина за столом, то придется мне отвечать. Яруш, – он положил теплую шершавую ладонь на мое плечо, – ты уверена? Если уверена, зачем слушаешь тогда? Встань гордо и делай, чтобы стыдно не было. – Сложив салфетку пополам, буба приложил ее к моему носу и, смеясь, продолжил: – Что за праздник такой: кровь есть, а драки не было! Улыбнись, чон бубадин.
Дедушкина душа.
Еще раз смотрю на свое отражение, проверяя хиджаб, и выбираюсь в шумный коридор университета. Студенты снуют туда-сюда: девушки кучкуются, парни смеются, а парочки воркуют на подоконниках, на которых вообще-то сидеть нельзя. Отвожу взгляд от целующихся, и где-то внутри пробуждается раздражение.
Йа Аллах, ты ей сейчас гланды откусишь!
Переключаю внимание на свои пальцы, пересчитываю кольца несколько раз. Понимаю, что их количество едва ли могло измениться. И все же вдумчивый пересчет серебряной десятки всегда помогает унять тревогу. Сейчас, например,